Семь чинов ангельских. Жизнь после смерти

Невидимого нам мира; возглавляют третью ступень (иерархию, триаду, хор, уровень, лик, сферу) небесной (ангельской , высшей) иерархии, где стоят вместе с архангелами и ангелами ; духи личности (точнее индивидуальности) и времени ; «пра-силы» (изначальные ; первоначальные ); их сфера обитания и действия простирается вплоть до планеты Меркурий (оккультистами называемой Венерой , согласно оригинальному названию в древних Мистериях) .

Энциклопедичный YouTube

  • 1 / 5

    Эволюция ангелов-начал, а также их отношения с человечеством были раскрыты немецким философом и ясновидящим Рудольфом Штейнером (1861-1925) в апреле 1909 года при прочтении 10 лекций на тему «Духовные Иерархии и их отражение в физическом мире» .

    Согласно Штейнеру, духи личности Начала, как и все существа мироздания, являются частью вселенского эволюционного процесса; свой человеческий период развития они прошли на древнем Сатурне, где по своей внутренней жизни и природе они ещё не были высшими существами, но переживали период становления и превращения в посланцев богов. В эпоху Сатурна они ещё не занимали своё нынешнее положение (№ 7) в третьей сфере высшей небесной (ангельской) иерархии, но были тремя ступенями ниже.

    Эпоха древнего Сатурна

    По своему виду древний Сатурн, обитель человечества Начал, не был похож на нашу Землю . Из четырёх элементов существовал только первый - тепло (стихия «огонь» в философии и оккультизме; саламандра в символике). Поэтому у Сатурна не было очертаний, его пространство было горячим, как в духовке, и без малейшего дуновения ветра (элемент «воздух» ещё не возник), без присутствия воды, - элемента «воды » ещё не было, как не было четвёртого элемента - «земли», то есть твёрдых тел. Будущая Земля представляла собой сферу из тепла. Люди Сатурна - Начала - обладали телами из тепла (теплового элемента или субстанции; теплорода в терминологии 1783 года французского химика Лавуазье). Природа тепла для нас - двойственная: во-первых, тепло, воспринимаемое нами внутренне, когда нам тепло или холодно, и, во-вторых, воспринимаемое нами внешне, как тепло окружающих нас горячих предметов. В отсутствии предметов на древнем Сатурне тепло существовало поначалу исключительно во внутреннем плане, а под конец стало внешним, ощущаемым. Если бы человек попал в ту начальную среду на древнем Сатурне, он бы не почувствовал тепла на коже, но лишь внутреннее блаженство, - состояние, близкое к тому, что называется «теплом души».

    Сначала внутреннее тепло шарообразного Сатурна позволило духам личности Началам воплотиться. Ощутив внутреннее тепло как блаженство, Начала постепенно перешли к ощущению внешнего, как если бы осознали самих себя телом. Таким образом в процессе их воплощения формировалось внешнее тепло, и на более поздних стадиях древнего Сатурна человек мог бы уже ощущать тёплые и холодные места. Яйцевидные сгустки тепла сформировались по всей внешней поверхности древнего Сатурна, по виду напоминая ягоды ежевики или малины, - это были тела духов Начал, также называемых асурами (силами жизни). Внутренним теплом они создавали тепло внешнее, наподобие птиц «высиживая» тепло из мирового пространства. На тот момент Начала, благодаря своей внутренней подвижности, могли преобразовывать внешнее тепло во внутреннее. «Тепловые яйца» беспрестанно образовывались и исчезали, подчиняясь некоему ритму , напоминающему дыхание древнего Сатурна. Этот процесс риши , мудрецы в индуизме, рассказывали своим ученикам как огненный выплеск наружу (выдох), превращающийся в бесчисленные тепловые тела, а затем его отлив, всасывание (вдох), формирующий индивидуальность (см. «эготичность» , фр. égoïté ) или «Я» духов личности Начал. Это ещё не воздушное дыхание, элемент «воздух» ещё не существует, но тепловое.

    В целях эволюции произошло примерно следующее: отдельные духи личности Начала стали вдыхать лишь часть выдохнутого тепла, чтобы яйца не исчезали полностью в Сатурне, а оставались. Что привело к двойственности тепла: внутреннее тепло шара Сатурна и внешнее сатурновых «яиц», а тем самым к очеловечиванию Начал. Быть человеком, жить стадию очеловечивания, это означает достичь осознания собственного «Я» при условии отделения себя от внешнего мира. Духи личности Начала уже обладают индивидуальностью, самосознанием. Следствием этого, в финальный момент эпохи древнего Сатурна, перед его растворением, наступлением пралайи , промежуточного состояния небытия или сна, на той планете, прародительнице нашей Земли, существовало царство низшего порядка. Только духи более высшего порядка, такие как Престолы , могли привести Сатурн к состоянию пралайи - планетарной ночи, за которой последовало планетарное утро - эпоха Солнца, что и случилось согласно карме Сатурна.

    Эпоха древнего Солнца

    Следующее разделение тепла - на свет и дым (сравните со свечой , дающей одновременно и то и другое). После периода сна (пралайи), на возродившемся Сатурне из тепловых «яиц» выделился газ, воздух или дым (в оккультизме элемент «воздух»), и стал излучаться свет . Элемент тепло вернулся, так сказать, к высшему состоянию.

    Сфера древнего Солнца, меньшая по размерам (согласно универсальному закону стремления к центру), чем предшествовавший ей древний Сатурн, представляла собой светящийся шар, где внутри и на поверхности, в дополнение к теплу, во все стороны струились ветра, воздух, газовые потоки. В эпоху древнего Солнца проходит период очеловечивания следующих за Началами в небесной иерархии существ - Архангелов . Душа Архангелов состоит из света, к ней они присоединили внешнее тело из газового вещества. То есть внутренняя сущность Архангелов способна излучать свет, а внешнее тело является воздушным.

    Связь с людьми

    Сфера обитания и влияния Начал простирается вокруг Земли вплоть до орбиты планеты

    Верую во Единого Бога... Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым (Символ веры).

    Горе к высоте, души горе сердечное око, и умная стремления, любовию божественною имуще, в душах своих простираем всегда: яко да иже оттуда лучами облистаеми, убегнем тьмы страстей, чающе со ангелы предстати страшному престолу Зиждителя, и преобразитися от света во свет (Стихира на «Господи воззвах» в неделю веч., глас 2-й).

    Много дивных красот рассеяно перед нашими взорами щедродательной десницей Вышнего. Поля, луга, желтеющие нивы, испещренные изумрудными цветами, одетыми так, как и Соломон не одевался во всей славе своей, дремучие леса с их несмолкаемыми трелями пернатых, дикие горы, ущелья и скалы, застывшие как бы в своей величавой задумчивости, море безбрежное, синее, со своими пенящимися бурливыми волнами, тихий ручеек, мирно и нежно журчащий где-либо в зеленой долине, звонкая песнь жаворонка, уносящаяся ввысь, небо тысячеокое, звездное – все это, и в поле каждая былинка, и в небе каждая звезда, – все мироздание полно таких неизъяснимых красот, что, правда, по признанию одного учителя Церкви, не выдержал бы ум, не вместило бы сердце, если бы мы, рождаясь сразу взрослыми и сознательными, вдруг увидали бы все эти красоты; правда, понятен становится и восторженный гимн Царя-псалмопевца в честь творца всей этой красоты: «Яко возвеличишася дела Твоя, Господи, дивна дела Твоя, Господи, вся премудростию сотворил ecи! Господи, Боже наш! Как чудно имя Твое по всей земле! ...Взятся великолепие Твое превыше небес!» ()

    Но... что суть все эти видимые красоты в сравнении с невидимыми! Что суть эти видимые красоты, как не отблеск, как не тени от незримого очами? Есть, возлюбленные, за этим видимым нами звездным небом, есть другое небо – небо небес, куда восхищен был некогда великий апостол языков и где слышал и видел он то, «ихже око не виде и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша» (). Небо это также усеяно звездами, но такими, которых мы и представить теперь себе не можем, звездами, никогда не спадающими, присно сияющими, утренними звездами, как написано в Писании: «при общем ликовании утренних звезд... утверждены были основания земли и положен краеугольный камень ее» (). Эти утренние звезды – ангелы Господни.

    О, возлюбленные, знаете ли, чувствуете ли вы всю неизмеримость милости Божией в том, что нам, сынам персти, отверзто небо нам, грехом омраченным, чрез Таинства Церкви Православной даруются просветленные духовные очи, которыми можем мы зреть небожителей, ангелов Божиих. "Отныне , – обещано нам, – узрите небо отверзто и ангелы Божия, восходящие и нисходящие над Сына Человеческого» (). «Небо, – восклицает по этому поводу один проповедник, – это блаженное жилище невидимых духов и наше будущее вечное жилище, прежде очень мало было известно. О, одно это незнание, как было убийственно, мучительно для нас! В минуты скорби, в часы сетования куда было бы нам улетать душою? В минуты смерти, в часы разлуки, где было бы нам находить утешение? И что была бы это за жизнь, которая должна кончиться невозвратно? Лучше бы вовсе так не жить. И что были бы это за радости, которые должны исчезнуть навсегда? Лучше б вовсе так не радоваться. Теперь, с пришествием на землю Христа Спасителя, подобные мысли не могут и не должны нас беспокоить. Теперь у нас есть небо – страна отрады и утешения, куда так часто мы от сует мирских улетаем отдыхать душой, успокаиваться сердцем; теперь есть у нас вечная жизнь, где мы некогда будем жить новою жизнию, неразлучно со всем тем, что так дорого и любезно нашему сердцу».

    Горе имеим сердца!

    Горе к высоте, души горе сердечное око! Но... как подняться туда падшему человеку, когда постоянно влечет его долу?

    «Вещество имея матерь, и брение отца, и праотца персть, сих сродством в землю весьма зрю: но даждь ми, предстателю мой, и горе воззрети когда к небесной доброте» (Канон Ангелу Хранителю).

    Понесемся к этой небесной дороге не своими силами, а возьмем крылья слова Божия, писания и свидетельства богомудрых отцов и учителей Церкви, развернем их во всю их ширь и мощь, и верно эти крылья поднимут горе выну колеблющийся и падающий долу дух наш. – Горе к высоте души, горе сердечное око. Горе – к ангелам – имеим сердца!

    Ангелы... Что же они такое? Что это за существа? Много ли их? Что делают, как живут они на небе? Бывают ли они когда-нибудь на земле у нас?

    Что такое ангелы? У всех народов, во все времена, вместе с врожденной мыслью о Боге всегда жила мысль и то или иное понятие и о мире ангельском. И мы, хотя и не видали ангелов телесными очами, но можем начертать их образ, можем сказать, что они за существа: в нашей душе глубоко внедрена мысль о них; мысленно каждый из нас представляет себе ангелов.

    Ангел... Не правда ли, когда мы своими устами произносим это слово, или слышим его произносимым устами других, или, когда мы размышляем об ангеле, то всякий раз это имя вызывает в нас представление о чем-то необыкновенно светлом, чистом, совершенном, святом, прекрасно нежном, о чем-то таком, к чему невольно рвется душа, что она любит, пред чем преклоняется? И все, что ни подмечаем мы на земле святого, светлого, чистого, прекрасного и совершенного – все это есть у нас склонность называть и обозначать именем ангела. Смотрим мы, например, на миловидных детей, любуемся их доверчивыми глазами, их наивной улыбкой, и говорим: «как ангелы», «ангельские глаза», «ангельская улыбка». Слышим стройное, умилительное пение, звонкие, нежные голоса, прислушиваемся к их всевозможным переливам и мелодиям, то тихо-грустным и задумчивым, то восторженно-торжественным и величественным, и говорим: «словно на небе, как ангелы поют». Побываем ли мы в семье, члены которой живут во взаимном согласии, взаимной любви, молитве, где все носит на себе печать какой-то тихости, кротости, какого-то необыкновенного мира, где невольно душа отдыхает – побываем в такой семье, и говорим: «живут, как ангелы». Поразит ли наш взор какая-либо необыкновенная красота, опять скажем: «ангельская красота». И если нас попросят, если поручат нам нарисовать ангела, и если мы владеем красками, как изобразим мы его? Непременно в виде прекрасного юноши, в белоснежной одежде, с светлым, ясным лицом, чистым взором, с белыми крыльями – словом, постараемся изобразить нечто привлекательное, нежное, чуждое земли и всего чувственного. И чем ярче в нашем рисунке отпечатлеем мы эту отчужденность от земли, эту, как бы воздушность, легкость, духовность, эту бесплотяность, небесность, тем и рисунок будет совершеннее, тем больше взоров привлечет он к себе, тем яснее он будет напоминать взирающим о небожителе. Итак, вот, стало быть, что такое ангелы, как об этом говорит нам, прежде всего, наше внутреннее чувство, внутреннее духовное чутье, наш внутренний непосредственный опыт.

    С именем ангела у нас связывается понятие о всем самом для нас дорогом, святом, привлекательном, чистом, совершенном, прекрасном, неземном. Ангел преднаписуется нашему внутреннему взору, как существо не от мира сего, духовное, свободное от всякой грубости и чувственности, словом, как существо небесное. И что внутреннее наше чувство говорит нам об ангелах, быть может, не совсем ясно, смутно, то с особенной ясностью и очевидностью открывает нам слово Божие.

    Слово Божие – это весть с неба и о небесном.

    И чем чаще и глубже вчитываемся мы в него, тем ближе становится к нам и мир небесный – ангельский, тем осязательнее станем чувствовать мы его нашим сердцем, тем как бы отчетливее станут доноситься до нашего внутреннего слуха его победные песни. Как в чистой воде отражается солнце и звездное небо, так и в слове Божием – этом источнике воды живой – отражается небо духовное – мир ангельский; в слове Божием мы видим ангелов, как бы предстоящими перед нами.

    По своей природе, учит нас слово Божие, ангелы – это духи. «Не все ли суть служебные духи , – говорит ап. Павел, – посылаемые на служение для тех, которые имеют наследовать спасение» (). «Желаешь знать, – говорит блаж. Августин, – имя его (ангела) природы? Это – дух. Желаешь знать его должность? Это – ангел. По существу своему он – дух, а по деятельности – ангел». Но ангелы – духи, не связанные, подобно нашему духу, плотью, которая противовоюет духу, пленяет его законом греховным, стесняет, обрывает его полеты к небу, тянет постоянно к земле. Ангелы – духи свободные от всякой плотяности, ее законы для них чужды. Не мучит их голод, не томит их жажда. Неведом им потому и весь труд наш упорный при снискании хлеба насущного. «Проклята земля в делех твоих, ...терния и волчцы произрастит она тебе... В поте лица твоего снеси хлеб твой» (). Этот грозный приговор Божественного правосудия изречен только падшему человеку, а ангелы до конца пребыли верными Творцу своему. Терния и волчцы не растут на небе, пот не изнуряет лица ангельского. Они не сеют, не жнут, не собирают в житницы, их не сушит забота о завтрашнем дне; наша борьба за хлеб, за существование, наши взаимные из-за этого распри, раздоры, войны, гнев, ненависть, зависть незнакомы духам бесплотным. Правда, они испытывают голод и чувствуют жажду, но не наш голод с болью, не нашу жажду со страданием. Их голод – никогда не перестающая потребность насыщаться сладостью созерцания красоты Божественной, сладостью познания премудрости вечной, насыщаться единым хлебом живым.

    «Хлебе святый, – молится иерей словами св. перед литургией, – Хлебе святый, Хлебе живый, Хлебе сладчайший. Хлебе вожделение, Хлебе чистейший, всякия сладости и благовония преисполненно! Тобою питаются ангели на небеси преизобильно; да насытится по силе своей Тобою и пришлец человек на земли!»

    «Питаются ангели на небеси преизобильно», а все хотят еще и еще насыщаться сладостию созерцания Божества. Какой высокий, поистине небесный, блаженнейший голод! Охвачены ангелы и жаждою, но жаждою также небесной и блаженной – жаждою все более и более тесного Богообщения, проникновения Божеством, просвещения Им. Их жажда – это никогда не перестающее устремление к Богу. Малое подобие этой жажды бывает на земле. Так орел, распустивши во всю ширь могучие крылья, взвивается ввысь, и летит, поднимается все выше... выше... туда – вглубь неба. Но как бы высоко он ни поднялся, должен вновь спускаться долу. Так бывает: наш ум, в минуты наибольшего духовного напряжения, вдохновения, молитвы, властно порывая узы плоти, подобно орлу, несется к небесам, созерцает Бога, проникается Им, мыслит о Нем. Но, увы, и ум наш, непостоянный, колеблющийся, с небесных высот опять падает низу; разбивается на множество суетных мыслей, рассеивается. Не так ангелы: их ум непрестанно, неизменно устремлен к Богу, ни на одно мгновение не отклоняется от Него, поворотов назад не ведает он. Ангелы «Твердым умом, неуклонным желанием водими суще» созерцают Божество, поет о них . «Любовию Божественною распаляются» ангелы (1 Октоих, гл. А). Распаляясь даже этою любовью, разжигаясь зарею Божеского существа, от этой Божественной жажды ангелы и сами становятся «углем богоносным» (2 Октоих, гл. 2-й). Канон в Понедельник утра, песнь 1-я. «Причастием божественного огня, якоже пламень бывает». «Во огни пламенном предстоят Тебе херувими, серафими. Господи!» (3 Глас 4, вторник, песнь 8).

    Какая поистине божественная, какая сладчайшая жажда! Так, в непрестанном созерцании Бога, в постоянном устремлении и возвышении к Нему, в никогда не смолкающем песнопении безмерной славы и величия Его живут на небе ангелы.

    На пути постоянного устремления и возвышения своего к Богу не знают они никаких остановок, преград и препятствий, не знают самого главного, самого основного, самого тяжкого на этом пути препятствия – греха, который то и дело своими узами связывает крылья нашего духа, стесняет его полет к небу и Богу. Ангелы уже не могут грешить. Вначале они, по учению блаж. Августина, созданы были Богом с возможностью грешить, затем, неуклонным упражнением своей воли в добре, они перешли в состояние возможности не грешить, и, наконец, укрепившись в послушании Богу, силою божественной благодати, настолько усовершились, что достигли состояния невозможности грешить.

    В этом блаженнейшем святом состоянии ангелы и пребывают доныне на небе.

    Как духи бесплотные, ангелы не знают ни нашего пространства, ни времени; наши способы передвижения, сопряженные со многими усилиями и трудностями, им неведомы. Ангелы быстролетны, быстродвижны: ангел сейчас в одном месте, в мгновение ока – в другом; ни стен, ни дверей, ни запоров для ангелов нет. «Они, – учит Григорий Богослов , – свободно ходят окрест великого престола, потому что суть умы быстродвижные, пламень и божественные духи, скоропереносящиеся по воздуху». И дверем затворенным проходят они, и видят сквозь стены, и никакая крепость, самая твердая, высокая и неприступная, не в силах сдержать их полета. На крыльях своих быстролетных неудержимо, свободно носятся ангелы: пред «шумом духа их» (), как дым, исчезает, всякое пространство.

    И не только сами легко так носятся ангелы; ангел, если приблизится к человеку, возьмет, поднимет его на крылья свои, то и для человека тогда перестает существовать уж пространство; покрытый кровом крыл ангельских, переносится он через самые отдаленные расстояния в мгновение ока. Так повествуется в книге Деяний Апостольских про св. ап. Филиппа: «Филиппу Ангел Господень сказал: встань и иди на полдень, на дорогу, идущую из Иерусалима в Газу... Он встал и пошел.» На дороге встретил мужа Ефиоплянина, евнуха, вельможу Кандакии, царицы Ефиопской, вступил с этим вельможей в беседу, обратил его ко Христу и крестил его. И вот, «когда они вышли из воды, Дух Святый сошел на евнуха, Филиппа же восхитил Ангел Господень, и евнух уже не видел его... А Филипп (сразу) оказался в Азоте» ().

    Еще более дивное повествуется в Слове Божием о пророках Данииле и Аввакуме. Пророк Даниил находился в плену Вавилонском; по проискам и злобе язычников-вавилонян был он брошен царем в ров львиный. Шесть дней томился без пищи он там, львы не трогали праведника, но голод давал себя чувствовать. В то время «был в Иудее пророк Аввакум, который, сварив похлебку и накрошив хлеба в блюдо, шел на поле, чтобы отнести их жнецам. Но ангел Господень сказал Аввакуму: «Отнеси этот обед, который у тебя, в Вавилон к Даниилу, в ров львиный». В удивлении воскликнул Аввакум: «Господин! Вавилона я никогда не видал и рва не знаю». И взял его тогда ангел Господень за темя, и, держа за власы главы его, поставил его в Вавилоне над рвом силою духа своего. И воззвал Аввакум и сказал: «Даниил! Даниил! возьми обед, который послал тебе». Даниил , полный восторженных чувств, возблагодарил Господа: «Вспомнил Ты обо мне, Боже, и не оставил любящих Тебя!» И встал Даниил и ел; ангел же Божий мгновенно поставил Аввакума на его место» , опять в Иудею ().

    Чудно, дивно это, други!

    Нам, плотью связанным, странно, нам, отовсюду пространством скованным, непонятно, как это можно: сейчас находиться здесь, и в какую-либо секунду перенестись через сотни, тысячи, десятки тысяч, миллионы верст и очутиться сразу в другом месте, в иной стране, среди других людей, услышать чужой язык, увидеть другую природу. Странно, но не настолько, чтобы мы совершенно не могли вместить такой быстро движности в уме своем; непонятно, но не настолько, чтобы быстродвижность такая стояла в прямом противоречии нашему уму. Человек, «умаленный, по Слову Божию, малым чим от ангел» (), в себе самом носит возможность ангельской быстродвижности. В самом деле, разве, скажите, не быстродвижен дух наш, разве не быстролетна мысль наша? Для мысли, для духа нашего также, ведь, нет никаких преград и препятствий. В мгновение ока мыслию можем мы перенестись через самые громадные расстояния, в мгновение ока духом можем побывать в различных местах. А это, все более и более усиливающееся теперь, стремление покорить, препобедить пространство, прорезать его всевозможными, самыми скороходными машинами, эта, все более и более возрастающая, жажда оторваться от земли, и на вновь изобретенных воздушных кораблях, как на крыльях, унестись туда... высоко-высоко.. где небо голубое – о чем все это говорит, как не о том, что человек воистину «малым чим умален от ангел» , что его дух быстродвижен, его мысль быстролетна, что по духу, по мысли, человек – ангел, и также не связан пространством.

    Поддерживаемые десницею Божией, встаньте твердо, неуклонно на этот путь духовного возрастания и совершенствования во Христе Иисусе, и вы уподобитесь ангелам: всею душою почувствуете, как пред вами начинает исчезать время, дни, недели, месяцы, годы, и перед взором вашим во всем величии своем и необъятности, как перед ангелами, будет развертываться вечность-вечность... вечность...

    Много ли ангелов? Можно ли исчислить их? Нет. Неизмеримо блаженство ангелов, неизмеримо и число их. Они окружают Престол Божий тьмами тем и тысячами тысяч. "Видел я , – повествует пророк Даниил, – что поставлены были престолы и воссел Ветхий деньми... Огненная река выходила и проходила пред Ним; тысячи тысяч служили Ему и тьмы тем предстояли пред Ним» (). А пастыри Вифлеемские, в святую Рождественскую ночь видели многочисленное воинство небесное, которое воспевало: «Слава в вышних Богу и на земли мир, в человецех благоволение» (). Когда Господь взят был в саду Гефсиманском, и апостол Петр, в защиту Учителя своего, извлек меч свой, ударив раба первосвященникова, Господь сказал Петру: «Возврати меч твой в его место... или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более нежели двенадцать легионов Ангелов?» ().

    Легионы ангелов... Многочисленное воинство... Тьмы тем и тысячи тысяч... Видите, как слово Божие исчисляет ангелов: всем этим оно хочет сказать нам: мир ангельский – необъятный. Вот почему в слове Божием и сравниваются ангелы со звездами (). Звездами можно любоваться, можно, взирая на них, прославлять Творца, но счесть их нельзя; так и ангелов: можно им молиться, можно воспевать их, но сказать, сколько их, нельзя. Замечательные мысли о необъятности ангельского мира высказывает св. Кирилл

    Иерусалимский. «Представь, – говорит он, – как многочислен народ римский; представь, как многочисленны другие народы грубые, ныне существующие, и сколько их умерло за сто лет; представь, сколько погребено за тысячу лет; представь людей, начиная от до настоящего дня: велико множество их, но оно еще мало в сравнении с ангелами, которых более. Их девяносто девять овец, а род человеческий есть одна только овца; по обширности места должно судить и о многочисленности обитателей.

    Населяемая нами земля есть как бы некоторая точка, находящаяся в средоточии неба: посему, окружающее ее небо столь же большее имеет число обитателей, сколько больше пространство; а небеса небес содержат их необъятное число; «тысячи тысяч служаху Ему, и тьмы тем предстояху Ему» (); это не потому, чтобы такое именно было число ангелов, но потому, что большего числа пророк изречь не мог». Так велик, так необъятен ангельский мир! И какой порядок, какая дивная гармония, стройность и мир царят в ангельском мире при всей его необъятности! Не думайте искать среди ангелов, взирая на взаимную любовь их, равенства или разнузданной свободы, что выставляется и проповедуется часто у нас как идеал, как верх совершенства. Нет, ничего подобного не найдете у ангелов. «И там, – замечает один святитель, – одни начальствуют и предстоят, другие повинуются и последуют. Существенное и полное равенство находится только между тремя Лицами Пресвятыя Троицы: Богом Отцом, Богом Сыном и Богом Духом Святым».

    Но, ах, зачем же, скажет кто-либо, различие, степени даже и среди небожителей? Неужели и на небе нельзя обойтись без чинов и степеней? Да притом, не вносят ли степени и чины в жизнь ангелов некоторого разлада, некоторой дисгармонии? И разве возможно полное блаженство при неравном распределении его? Если и на небесах одни начальствуют и предстоят, другие же повинуются и последуют, то не получается ли и там того, что постоянно почти имеет место у нас на земле: повинующиеся и последующие не питают ли некоторого чувства зависти, некоторого недовольства по отношению к начальствующим и предстоящим? Высшее состояние одних и низшее Других не бросает ли хотя бы и самой малой тени на светлую ангельскую жизнь? Все подобные недоуменные вопросы возникают в нас потому, что слишком к земле мы привязаны, так что и о небесном-то мы мыслим часто по-земному, и на небо переносим то, с чем сроднились на земле, совершенно упуская при этом из виду самое основное, самое резкое отличие неба от земли: на земле – , на небе нет его. А от греха-то и происходят, и произрастают, как из корня, всякие ненормальности, всякие уклонения от правды и истины. Так и в данном случае: не различие в степенях и чинах порождает в различаемых недовольство, зависть, а грех придает различию свой греховный оттенок суеты, исполняющей различие своею ядовитой горечью. Различие земное проистекает нередко из мелкого тщеславия, им питается и поддерживается, внося в высших чувства властолюбия, честолюбия, немилосердия, даже жестокости в отношении к низшим; в низших же поселяющее ропот, развивающее лесть, низкопоклонничество, человекоугодничество, лицемерие, раболепство. Все это – искажения греха. На небе не может быть этого. Чины и степени ангельские – это как бы различные тона одной и той же гармонии, различные краски единой картины великого Художника – Творца. Различие ангелов – это различие звезд на небе голубом, различие цветов благоуханных на лугах зеленых; различие ангелов – это различие голосов в хоре стройном, – различие, создающее гармонию, величие, красоту.

    Откуда же знаем мы, возлюбленные, о чинах и степенях ангельских? Сказал, поведал нам об этом тот, кто сам, своими очами, видел эти чины и степени ангельские, кто сам слышал их песни умилительные, их гимны победные- верховный апостол языков, Павел. "Знаю , – рассказывает он о себе, – человека во Христе, который... в теле ли – не знаю, вне ли тела – не знаю: знает, – восхищен был до третьего неба... в рай, и слышал неизреченные глаголы , которых человеку нельзя пересказать» (). Нельзя потому, что не выдержит сердце, не вместит ум. Посему-то и не мог апостол Павел пересказать никому глаголов, слышанных им на небе. Но о том, каков строй жизни ангелов, какие среди них есть степени – обо всем этом апостол пересказал своему ученику, которого он из язычников обратил ко Христу, когда был в Афинах. Имя этого ученика Павлова – Дионисий Ареопагит (он был членом Ареопага, верховного суда Афинского). Дионисий все, слышанное им от Павла, записал и составил книгу: «О Небесной иерархии».

    Устройство ангельского мира по этой книге представляется в таком виде: все ангелы разделяются на три лика, а в каждом лике находится по три чина.

    Так, первый лик: в нем – три чина. Первый чин – Серафимы; второй чин – Херувимы; третий чин – Престолы.

    Наконец, третий лик, и в нем следующие три чина: первый чин – Начала; второй чин – Архангелы; третий чин – Ангелы.

    Итак, вы видите, все ангелы разделяются на три лика и на девять чинов. Так и принято говорить: «девять чинов ангельских». Какой божественный порядок, какая дивная стройность! Не замечаете ли вы, возлюбленные, в устройстве ангельского мира явного отпечатка Божества Самого? един, но троичен в лицах. Смотрите: и в ангельском мире сияет этот Трисолнечный Свет. И, приметьте, какая строгая последовательность, какое чудное троичеекое расположение, троическое единство: один лик и три чина; и опять: один лик и три чина; и опять: один лик и три чина. Что это, как не ясное отображение Св. Троицы, не глубокий след Триединого Бога? Один Бог – один лик; три Лица – три чина. И, затем, это повторение, это какое-то усиление, божественное умножение: лик один, лик один, лик один – один взят три раза; чинов: три, три, три – выходит: трижды три. Такое умножение, повторение, как бы подчеркивание не означают ли того, что сияние Трисолнечного Света изливается в ангельском мире особенно обильно, не только изливается, но и преизливается, что присносущная жизнь Источника Триединого течет в небесных силах никогда не прерывающимся, изобильным, преумноженным потоком.

    Да, глубока, непостижима тайна Триипостасного Божества, – точию Дух Божий испытует и ведает эти глубины Божий; глубока, непостижима тайна и трехчисленность мира ангельского – и сами ангелы не вполне постигают ее. Воистину, «велий еси, Господи, и чудна дела Твоя, ни едино же слово довольно будет к пению чудес Твоих!»

    Остановимся теперь внимательнее на каждом чине ангельском в отдельности.

    Первый чин ангельский – Серафимы

    Из всех чинов небесных Серафимы – самые ближайшие к Богу; они – первые участники божественного блаженства, первые осиявают светом велелепной божественной славы. И, что всего более поражает, изумляет их в Боге, так это любовь Его бесконечная, вечная, безмерная, неисследимая. Они во всей силе, во всей, непонятной нам глубине, воспринимают, ощущают Бога именно как , через это приступая как бы к самым дверям, к самому Святому Святых того «неприступного Света» , в котором живет Бог (), через это входя в наитеснейшее, преискреннейшее общение с Богом, ибо Сам Бог – : «Бог любы есть» ().

    Приходилось ли вам смотреть когда-либо на море? Смотришь, смотришь на его даль безграничную, на ширь его безбрежную, помышляешь о глубине его бездонной, и... мысль теряется, сердце замирает, все существо исполняется каким-то священным трепетом и ужасом; ниц пасть, закрыться хочется пред ясно чувствуемым, беспредельным величием Божиим, отображаемым безбрежностью моря. Вот вам некоторое, хотя самое слабое, подобие, едва заметная, тонкая тень того, что переживают Серафимы, непрестанно созерцая неизмеримое, неисследимое море любви Божественной.

    Бог-Любовь огнь есть поядаяй, и Серафимы, постоянно приникая к этой огненной Божественной Любви, исполняются огнем Божества преимущественно перед всеми другими чинами. Серафимы- и самое слово означает: пламенный, огненный. Пламенногорящая Божественная, неисследимостью Своего милосердия, безмерностью Своего снисхождения ко всем тварям, а наипаче всего к роду человеческому, ради которого Любовь эта смирила себя даже до креста и смерти, приводит Серафимов всегда в неописуемый священный трепет, повергает их в ужас, заставляет содрогаться все существо их. Не могут сносить они великой этой Любви. Закрывают двумя крылами лица свои, двумя крылами ноги свои и двумя летают, в страхе и трепете, в благоговении глубочайшем поюще, вопиюще, взывающе и глаголюще: «Свят, свят, свят, Господь Саваоф!»

    Сами горя любовью к Богу, шестокрылатые Серафимы воспламеняют огнь этой любви и в сердцах других, огнем божественным предочищая душу, исполняя ее силы и крепости, вдохновляя на проповедь – глаголом жечь сердца людей. Так, когда ветхозаветный пророк Исайя, увидя Господа сидящим на престоле высоком и превознесенном, окруженном Серафимами, стал сокрушаться о своей нечистоте, восклицая: «О, окаянный аз! Ибо я человек,с нечистыми устами... – и глаза мои видели Царя, Господа Саваофа!.. Тогда , – рассказывает сам пророк. Прилетел ко мне один из Серафимов, и в руке у него горящий уголь, который он взял клещами с жертвенника, и коснулся уст моих и сказал: се, прикоснуся сие устом твоим, и отымет беззакония твоя и грехи твоя очистит» ().

    О, Серафимы пламенные; огнем любви божественной очистите, зажгите и наши сердца, да, кроме Бога, никакой другой не пожелаем мы красоты; Бог да будет нашему сердцу единой утехой, единой усладой, единым благом, красотой, перед которой всякая земная красота блекнет!

    Второй чин ангельский – Херувимы

    Если для Серафимов Бог является, как пламенногорящая Любовь, то для Херувимов Бог – выну светящаяся Премудрость. Херувимы непрестанно углубляются в божественный разум, восхваляют, воспевают его в песнях своих, созерцают тайны божественные, с трепетом проникают в них. Вот почему, по свидетельству Слова Божия, в Ветхом завете Херувимы изображаются над Ковчегом Завета приникающими.

    "И сделай, – говорил Господь Моисею, – из золота двух Херувимов... Сделай их на обоих концах крышки (Ковчега). Сделай одного Херувима с одного края, а другого Херувима с другого края... И будут Херувимы с распростертыми вверх крыльями, покрывая крыльями своими крышку, а лицами своими будут друг к другу, к крышке будут лица Херувимов» ().

    Дивное изображение! Так и на небе: Херувимы с умилением, со страхом взирают на Премудрость Божественную, исследуют ее, поучаются в ней, и как бы покрывают крыльями своими ее тайны, хранят их, берегут, благоговеют пред ними. И это благоговение пред тайнами Божественной Премудрости столь велико у Херувимов, что всякая дерзновенная пытливость, всякое горделивое взирание на Разум Божий ими тут же отсекается огненным мечом.

    Какая, действительно, «глубина богатства, премудрости и разума Божия» предлежит перед очами Херувимов! Недаром и именуются они «многоочитые». Это значит: от непрестанного созерцания Божественной Премудрости Херувимы сами полны ведения, а потому они видят и знают все в совершенстве, и людям обещают ведение.

    Третий чин ангельский – Престолы

    Вы, конечно, знаете, что такое престол, с каким смыслом употребляется у нас часто это слово? Говорят, например, «Престол Царский» или «Трон Царский», «Царь сказал с высоты Престола». Всем этим хотят показать достоинство, величие царское.

    Престол, таким образом, является олицетворением царского величия, царского достоинства. Вот и на небе есть свои Престолы, не наши вещественные, бездушные, сделанные из золота, серебра, кости или дерева и служащие лишь символами, а Престолы разумные, живые носители величия Божия, славы Божией. Престолы, преимущественно перед всеми чинами ангельскими, ощущают, созерцают Бога, как Царя Славы, Царя всего мироздания, Царя, творящего суд и правду, Царя Царствующих, как «Бога Великого, Крепкого и Страшного» (). «Господи, Господи, кто подобен Тебе?» ()... «Кто подобен Тебе в бозех. Господи, кто подобен Тебе: прославлен во святых, дивен во славе» (). «Велий Господь и хвален зело и величию Его несть конца» ()... «Велико и не имат конца, высоко и безмерно» ()! Все эти гимны величию Божию, во всей их полноте, глубине и истинности, понятны и доступны одним лишь Престолам.

    Престолы не только ощущают и воспевают величие Божие, но и сами исполняются этим величием и славою, и другим дают его чувствовать, переливают, как бы в сердца людские, преисполняющие их самих волны величия и славы Божественной.

    Бывают минуты, когда человек как-то особенно ясно сознает умом и с какой-то особенной силой чувствует сердцем величие Божие: раскаты грома, блеск молнии, дивные виды природы, высокие горы, дикие скалы, богослужение в каком-либо великолепном большом храме – все это часто настолько захватывает душу, так ударяет по струнам сердца, что человек готов бывает слагать и петь хвалебные псалмы и песни; перед ощущаемым величием Божиим исчезает, теряется, падает ниц. Знайте, возлюбленные, такие святые минуты ясного ощущения величия Божия бывают не без влияния Престолов. Это они как бы присоединяют нас к своему настроению, бросают в сердца наши блестки его.

    О, если бы чаще посещали нас Престолы, чаще бы ниспосылали нам чувство величия Божия и собственного нашего ничтожества! Тогда не возносились, не надмевались бы мы так умом своим, как нередко надмеваемся и превозносимся, цены себе не зная, чуть не богом себя почитая.

    Четвертый чин ангельский – Господствия

    Господствия... Вдумайтесь в это наименование. Не напоминает ли оно вам еще другого, подобного ему? «Господь»... Вот, бесспорно, откуда заимствовано и «Господствия». Значит, чтобы понять, что такое эти последние, надобно уяснить, в каком смысле употребляется наименование Господь.

    Слыхали вы: в обыденном быту у нас говорят: «господин дома» или «господин такого-то имения». Что хотят выразить этим? А то, что человек, которого мы называем господином дома или имения, держит свой дом или имение в своих руках, управляет им, заботится о благосостоянии его, промышляет о нем, – «хозяин хороший», как еще говорят у нас. Так и Бог называется Господом потому, что заботится о созданном Им мире, промышляет о нем, есть Верховный Хозяин его. «Он, – говорит блаженный Феодорит , – Сам и кораблестроитель, и садовник, возрастивший вещество. Он и вещество сотворил, и корабль построил, и постоянно управляет его кормилом». «От пастыря, – поучает св. Ефрем Сирин, – зависит стадо, а от Бога – все, что возрастает на земле. В воле земледелателя – отделение пшеницы от тернии, в воле Божией – благоразумие живущих на земле во взаимном их единении и единомыслии. В воле царя расположить полки воинов, в воле Божией – определенный устав для всего». Так что, замечает другой учитель Церкви, «ни на земле, ни на небе ничто не остается без попечения и без промысла, но попечение Творца равно простирается на все невидимое и видимое, малое и великое: ибо все творения имеют нужду в попечении Творца, равно как и каждое порознь, по своей природе и назначению». И «ни на один день не перестает Бог от дела управления тварями, дабы они тотчас бы не уклонились от своих естественных путей, которыми ведутся и направляются к тому, чтобы достигнуть полноты своего развития, и каждой оставаться в своем роде тем, что есть».

    Вот, в это-то господствование, в это управление Божие тварями, в это попечение, промышление Божие о всем невидимом и видимом, малом и великом, и вникают Господствия.

    Для Серафимов Бог – пламенногорящая Любовь; для Херувимов – выну светящаяся Премудрость; для Престолов Бог – Царь Славы; для Господств Бог есть Господь-Промыслитель. Преимущественно перед всеми другими чинами Господствия созерцают Бога именно как Промыслителя, воспевают Его попечение о мире: усматривают «и в мори путь, и в волнах стезю Его крепкую» (), со страхом взирают, как «Той променяет времена и лета, поставляет цари и проставляет» (). Полные священного восторга и умиления, приникают Господствия в многоразличные заботы Божий: одевает крины сельные, «яко ни Соломон во всей славе своей облечеся, яко един от сих» (), как одевает Он «небо облаки, уготовляет земли дождь, прозябает на горах траву и злак на службу человеком: дает скотом пищу их, и птенцам врановым призывающим Его» (). Дивятся Господствия, как , столь великий, обнимает всех и вся попечением Своим; хранит и бережет каждую былинку, каждую мошку, самую малейшую песчинку.

    Созерцая Бога как Промыслителя – Строителя мира, Господствия и людей научают устроять сами себя, свою душу; научают нас заботиться о душе, промышлять о ней; внушают человеку господствовать над своими страстями, над разными греховными привычками, утеснять плоть, давая простор духу. Господствия нужно молитвенно призывать в помощь всякому, кто хочет освободиться от какой-либо страсти, хочет возобладать над нею, отстать от какой-либо дурной привычки, но не может сделать этого по причине слабости воли. Пусть взывает таковой: «Господствия святые, укрепите мою слабую волю в борьбе с грехом, дайте возгосподствовать мне над страстями моими!» И, верь, такое молитвенное призывание не останется бесплодным, а сейчас же от сонма Господствий послана будет тебе помощь и крепость.

    Пятый чин ангельский – Силы

    Преимущественно перед всеми другими чинами, этот чин ангельский созерцает Бога как творящего многие силы или чудеса. Для Сил Бог – Чудотворец. «Ты еси Бог творяй чудеса» (), – вот что составляет предмет постоянного их хваления и славословия. Силы вникают в то, как «идеже хощет Бог побеждается естества чин». О, как же восторженны, как торжественны, как дивны должны быть эти песни их! Если и мы, облеченные плотью и кровью, когда бываем свидетелями какого-либо явного чуда Божия, например, прозрения слепого, восстановления безнадежно больного, приходим в неописуемый восторг и трепет, поражаемся, умиляемся, то что же сказать о Силах, когда им дано видеть такие чудеса, которых наш ум и представить не может. Да при том, они могут вникать в самую глубину этих чудес, им открыта их цель высочайшая.

    Шестой чин ангельский – Власти

    Принадлежащие к этому чину ангелы созерцают и прославляют Бога как Всемогущего, «всякую власть имущаго на небеси и на земли». Бога страшного, «Егоже зрение сушит бездны, и прещение растаевает горы, ходившаго, яко по суху, по плещу морскую, и запретившаго бури ветров; прикасающагося горам и дымятся; призывающаго воду морскую и проливающаго ю на лице всея земли».

    Ангелы шестого чина – самые ближайшие, постоянные свидетели Божия всемогущества, предпочтительно перед другими им дано ощущать его. От постоянного созерцания Божественной власти, от постоянного соприкосновения с нею, эти ангелы исполняйте проникаются этой властью так, как раскаленное железо проникается огнем, почему и сами становятся носителями этой власти и именуются: Власти. Власть, которой они облечены и преисполнены, невыносима для и всех полчищ его, власть эта обращает дьявольские полчища в бегство, в преисподнюю, во тьму кромешную, в тартар.

    Вот почему все, мучимые от дьявола, должны молитвенно призывать в помощь Власти; о всех бесноватых, разных припадочных, кликушах, порченых – надо ежедневно молиться Властям: «Власти святые, властью от Бога вам данною, отгоните от раба Божия (имя) или рабы Божией (имя) беса, его (или ее) мучающего!»

    Когда нападает на душу бес уныния, также надо молиться Властям, дабы властью своей отогнали они этого беса. С верой, в простоте сердечной призываемые, Власти не замедлят прийти на помощь, прогонят беса, и одержимый бесом почувствует себя свободным от него, почувствует простор и легкость в душе своей.

    Седьмой чин ангельский – Начала

    Ангелы эти так называются потому, что Богом вверено им начальство над стихиями природы: над водой, огнем, ветром, «над животными, растениями и вообще над всеми видимыми предметами». «Творец и Строитель мира. , – говорит учитель христианский Афинагор, – поставил некоторых из ангелов над стихиями, и над небесами, и над миром, и над тем, что в нем, и над их устройством». Гром, молния, буря... всем этим управляют Начала, и направляют, как угодно то воле Божией. Известно, например, что молния нередко попаляет кощунников; град одно поле побивает, другое оставляет невредимым... Кто бездушной, неразумной стихии дает такое разумное направление? Начала делают это.

    "Видел я, – говорит тайнозритель св. Иоанн Богослов, – Ангела сильного, сходящего с неба, облеченного облаком; над головою его была радуга, и лице его как солнце... И поставил он правую ногу свою на море, а левую на землю, и воскликнул громким голосом, как рыкает лев; и когда он воскликнул, тогда семь громов проговорили голосами своими» (); видел и слышал апостол Иоанн и «ангела водного» (), и «ангела, имеющего начальство над огнем" (). "Видел я , – свидетельствует тот же св. Иоанн, – четырех ангелов, стоящих на четырех углах земли, держащих четыре ветра земли, чтобы не дул ветер ни на землю, ни на море, ни на какое дерево... – им дано вредить земле и морю» ().

    Начала имеют начальство также и над целыми народами, городами, царствами, обществами человеческими. В слове Божием есть, например, упоминание о князе или ангеле царства Персидского, царства Эллинского (). Начала ведут, вверенные их начальству, народы к высшим благим целям, которые указывает и предначертывает Сам Господь; «возводят, – по словам св. Дионисия Ареопагита , – сколько могут тех, которые охотно повинуются им, к Богу, как к своему Началу». Они предстательствуют за свой народ перед Господом, «внушают, – замечает один святитель, – людям, особенно царям и другим властителям, мысли и намерения, относящиеся ко благу народов».

    Восьмой чин – Архангелы

    Этот чин, говорит св. Дионисий научения. Архангелы – это учители небесные. Чему же они учат? Учат они людей, как жизнь им свою устраивать пo-Божьи, т. е. согласно с волей Божией.

    Разные пути жизни предлежат человеку: есть путь иноческий, путь брачного состояния, есть различные роды службы. Что выбрать, на что решиться, на чем остановиться? Вот тут-то и являются на помощь человеку Архангелы. Им открывает Господь волю Свою о человеке. Архангелы знают, посему, что ожидает известного человека на том или другом пути жизни: какие невзгоды, искушения, соблазны; поэтому от одного пути они отклоняют, а на другой направляют человека, научают избирать верный путь, пригодный для него.

    Кто разбился жизнью, колеблется, не знает, каким путем идти, тот должен призывать в помощь Архангелов, дабы научили они его, как жить ему должно: «Архангелы Божьи, Самим Богом определенные для научения нашего, вразумления, научите меня, какой мне выбрать путь, воньже пойду, да благоугожду Богу моему!»

    Последний, девятый чин ангельский – Ангелы

    Это – самые близкие к нам. Ангелы продолжают то, что начинают Архангелы: Архангелы научают человека узнавать волю Божию, поставляют его на указываемые Богом путь жизни; Ангелы же ведут человека по этому пути, руководят, охраняют идущего, дабы не уклонился он в сторону, изнемогающего подкрепляют, падающего поднимают.

    Ангелы столь близки к нам, что отовсюду нас окружают, отовсюду на нас смотрят, за каждым шагом нашим наблюдают, и, по словам св. Иоанна Златоуста , «весь воздух наполнен ангелами»; Ангелы, по словам того же святителя, «предстоят священнику во время совершения страшной Жертвы».

    Из числа ангелов Господь, с момента нашего крещения, приставляет к каждому из нас еще особого ангела, который называется Ангелом-Хранителем. Этот Ангел так любит нас, как никто на земле любить не может. Ангел-Хранитель – присный друг наш, незримый тихий собеседник, пресладостный утешитель. Одного лишь каждому из нас он желает – спасения души; к этому все заботы свои направляет он. И если видит нас также заботящимися о спасении, радуется, если же видит нас пребывающими в нерадении о душе своей, скорбит.

    Хочешь всегда быть с Ангелом? Бегай греха, и Ангел с тобою пребудет. «Как, – говорит Василий Великий , – пчел отгоняет дым и голубей смрад, так и Хранителя нашей жизни – Ангела отдаляет многоплачевный и смердящий грех». Посему бойся грешить!

    Можно ли распознать присутствие Ангела-Хранителя, когда он близ нас и когда отходит от нас? Можно, по внутреннему настроению души своей. Когда на душе у тебя светло, на сердце легко, тихо, мирно, когда ум твой занят богомыслием, когда ты каешься, умиляешься, тогда, значит, Ангел близ есть. «Когда, по свидетельству Иоанна Лествичника, при каком-нибудь изречении молитвы своей почувствуешь внутреннее услаждение или умиление, то остановись над оным. Ибо тогда Ангел-Хранитель молится с тобою». Когда же в душе у тебя буря, в сердце – страсти, ум кичливо надмевается, тогда знай, Ангел-Хранитель отошел от тебя, и вместо него бес подступил к тебе. Скорей, скорей зови тогда Ангела-Хранителя, становись на колени перед иконами, падай ниц, молись, осеняй себя крестным знамением, плачь. Верь, услышит молитву твою Ангел-Хранитель твой, придет, прогонит беса, скажет душе мятущейся, сердцу обуреваемому: «Молчи, престани». И настанет в тебе тишина велия. О, Ангел-Хранитель, храни же всегда нас от бури, в тишине Христовой!

    Почему же, кто-либо спросит, нельзя Ангела видеть, нельзя говорить, беседовать с ним так, как беседуем мы друг с другом? Почему не может явиться Ангел видимым образом? Потому, чтобы не устрашить, не смутить нас своим явлением, ибо знает он, как малодушны, боязливы и робки мы перед всем таинственным.

    Пророку Даниилу однажды явился видимым образом Ангел; но, послушайте, как рассказывает сам пророк, что было с ним при этом явлении. «В двадцать четвертый день первого месяца, – повествует пророк, – был я на берегу большой реки Тигра, и поднял глаза мои, и увидел: вот, один муж, облеченный в льняную одежду, и чресла его опоясаны золотом. Тело его – как топаз, лице его – как вид молнии; очи его – как горящие светильники, руки его и ноги его по виду – как блестящая медь, и глас речей его – как голос множества людей. И смотрел я на это великое видение, но во мне не осталось крепости, и вид лица моего чрезвычайно изменился, не стало во мне бодрости. И услышал я глас слов его; и как только услышал глас слов его, в оцепенении пал я на лице мое и лежал лицем к земле, и онемел, внутренности мои повернулись во мне, и не стало во мне силы, и дыхание замерло во мне» (). Ангелу потребовалось нарочно ободрять пророка, дабы от страха совсем он не умер. «Даниил, – замечает св. Иоанн Златоуст , – который смущал глаза львов и в человеческом теле имел силу выше человеческой, не вынес присутствия небожителя, но повергся бездыханным». Что же бы с нами, грешными, было, если б вдруг воочию предстал перед нами Ангел, когда и пророк не мог снести светозарного явления его!

    Да потом: достойны ли мы явления-то Ангела? Вот какой знаменательный случай из своей жизни рассказывает митрополит Московский Иннокентий, бывший раньше, в сане священника (о. Иоанном его звали), миссионером на Алеутских островах: «Проживши на острове Уналашке почти 4 года, я, в Великий Пост, отправился в первый раз на остров Акун к Алеутам, чтобы приготовить их к говению. Подъезжая к острову, я увидел, что они все стоят на берегу наряженными, как бы в торжественный праздник, и когда я вышел на берег, то они все радостно бросились ко мне и были чрезвычайно со мною ласковы и предупредительны. Я спросил их: «Почему они такие наряженные?» Они отвечали: «Потому что мы знали, что ты выехал и сегодня должен быть у нас: то мы на радостях и вышли на берег, чтобы встретить тебя».

    «Кто же вам сказал, что я буду у вас сегодня, и почему вы меня узнали, что я именно отец Иоанн?»

    «Наш шаман, старик Иван Смиренников, сказал нам: ждите, к вам сегодня приедет священник: он уже выехал и будет учить вас молиться Богу; и описал нам твою наружность так, как теперь видим тебя».

    «Могу ли я этого вашего старика-шамана видеть?» «Отчего же, можешь: но теперь его здесь нет, и когда он придет, то мы скажем ему; да он и сам без нас придет к тебе».

    Это обстоятельство хотя чрезвычайно меня и удивило, но я все это оставил без внимания и стал готовить их к говению, предварительно объяснив им значение поста и прочего. Явился ко мне и этот старик-шаман и изъявил желание говеть и ходил очень аккуратно, и я все-таки не обращал на него особенного внимания и, во время исповеди упустил даже спросить его, почему Алеуты называют его шаманом, и сделать ему по этому поводу некоторое наставление. Приобщивши его Св. Тайн, я отпустил его...

    И что же? К моему удивлению, он, после причастия, отправился к своему тоену и выказал ему свое неудовольствие на меня, а именно за то, что я не спросил его на исповеди, почему его Алеуты называют шаманом, так как ему крайне неприятно носить такое название от своих собратий, и что он вовсе не шаман. Тоен, конечно, передал мне неудовольствие старика Смиренникова, и я тотчас же послал за ним, для объяснения; и когда посланные отправились, то Смиренников попался им навстречу со следующими словами: «Я знаю, что меня зовет священник отец Иоанн, и я иду к нему». Я стал подробно расспрашивать о его неудовольствии ко мне, о его жизни, – и на вопрос мой, грамотен ли он, он ответил, что хотя и неграмотен, но Евангелие и молитвы знает. Тогда спросил его объяснения, почему он знает меня, что даже описал своим собратьям мою наружность, и откуда узнал, что я в известный день должен явиться к вам и что буду учить вас молиться. Старик отвечал, что ему все это сказали двое его товарищей.

    «Кто же эти двое твои товарищи?» – спросил я его. «Белые люди, – ответил старик. – Они, кроме того, сказали мне, что ты, в недалеком будущем, отправишь свою семью берегом, а сам поедешь водою к великому человеку и будешь говорить с ним».

    «Где же эти твои товарищи, белые люди, и что это за люди и какой же они наружности?» – спросил я его.

    «Они живут недалеко здесь в горах и приходят ко мне каждый день», – и старик представил их мне так, как изображают св. Архангела Гавриила, т. е. в белых одеждах и перепоясанных розовой лентой через плечо.

    «Когда же явились к тебе эти белые люди в первый раз?» «Они явились вскоре, как окрестил нас иеромонах Макарий». После сего разговора я спросил Смиренникова: «А могу ли я их видеть?»

    «Я спрошу их», – ответил старик и ушел от меня. Я же отправился на некоторое время на ближайшие острова, для проповедания слова Божия, и, по возвращении своем, увидав Смиренникова, спросил его: «Что же, ты спрашивал этих белых людей, могу ли я их видеть, и желают ли они принять меня?»

    «Спрашивал, – отвечал старик. – Они хотя и изъявили желание видеть и принять тебя, но при этом они сказали: «Зачем ему видеть нас, когда он сам учит вас тому, чему мы учим?» Так пойдем, я тебя приведу к ним».

    Тогда что-то необъяснимое произошло во мне, – говорил отец Иоанн Вениаминов. – Какой-то страх напал на меня и полное смирение. Что, ежели в самом деле, подумал я, увижу я этих ангелов, и они подтвердят сказанное стариком? И как же я пойду к ним? Ведь я же человек грешный, следовательно, и недостойный говорить с ними, и это было бы с моей стороны гордостью и самонадеянностью, если бы я решился идти к ним; и, наконец, свиданием моим с ангелами, я, может быть, превознесся бы своею верою или возмечтал бы многое о себе... И я, как недостойный, решился не ходить к ним, – сделав предварительно, по этому случаю, приличное наставление, как старику Смиренникову, так и его собратьям Алеутам, и чтобы они более не называли Смиренникова шаманом».

    Нет, не явления Ангела будем желать, а станем чаще умно и сердечно обращаться к нему. Чтобы не порывать общения с Ангелом-Хранителем, необходимо ежедневно молиться ему, утром, при пробуждении от сна, и вечером, при отходе ко сну, читая положенные Православной молитвы, а также и канон Ангелу-Хранителю.

    Благодарение Господу, оградившему нас ангелами Своими, и еще посылающему каждому ангела мирна, верна наставника и хранителя душ и телес наших, – слава Тебе, Благодетелю нашему, во веки веков!

    ; «пра-силы» (изначальные ; первоначальные ); их сфера обитания и действия простирается вплоть до планеты Меркурий (оккультистами называемой Венерой , согласно оригинальному названию в древних Мистериях) .

    Эволюция

    Эволюция ангелов-начал, а также их отношения с человечеством были раскрыты немецким философом и ясновидящим Рудольфом Штейнером (1861-1925) в апреле 1909 года при прочтении 10 лекций на тему «Духовные Иерархии и их отражение в физическом мире» .

    Согласно Штейнеру, духи личности Начала, как и все существа мироздания, являются частью вселенского эволюционного процесса; свой человеческий период развития они прошли на древнем Сатурне , где по своей внутренней жизни и природе они ещё не были высшими существами, но переживали период становления и превращения в посланцев богов. В эпоху Сатурна они ещё не занимали своё нынешнее положение (№ 7) в третьей сфере высшей небесной (ангельской) иерархии, но были тремя ступенями ниже.

    Эпохи развития
    духов и человека

    в Солнечной системе
    1. Сатурн - в прошлом
    2. Солнце - в прошлом
    3. Луна - в прошлом
    4. Земля - в настоящем
    5. Юпитер - в будущем
    6. Венера - в будущем
    7. Вулкан - в будущем

    Эпоха древнего Сатурна

    По своему виду древний Сатурн, обитель человечества Начал, не был похож на нашу Землю . Из четырёх элементов существовал только первый - тепло (стихия «огонь » в философии и оккультизме; саламандра в символике). Поэтому у Сатурна не было очертаний, его пространство было горячим, как в духовке, и без малейшего дуновения ветра (элемент «воздух » ещё не возник), без присутствия воды, - элемента «воды » ещё не было, как не было четвёртого элемента - «земли », то есть твёрдых тел. Будущая Земля представляла собой сферу из тепла. Люди Сатурна - Начала - обладали телами из тепла (теплового элемента или субстанции; теплорода в терминологии 1783 года французского химика Лавуазье). Природа тепла для нас - двойственная: во-первых, тепло, воспринимаемое нами внутренне, когда нам тепло или холодно, и, во-вторых, воспринимаемое нами внешне, как тепло окружающих нас горячих предметов. В отсутствии предметов на древнем Сатурне тепло существовало поначалу исключительно во внутреннем плане, а под конец стало внешним, ощущаемым. Если бы человек попал в ту начальную среду на древнем Сатурне, он бы не почувствовал тепла на коже, но лишь внутреннее блаженство, - состояние, близкое к тому, что называется «теплом души».

    Сначала внутреннее тепло шарообразного Сатурна позволило духам личности Началам воплотиться. Ощутив внутреннее тепло как блаженство, Начала постепенно перешли к ощущению внешнего, как если бы осознали самих себя телом. Таким образом в процессе их воплощения формировалось внешнее тепло, и на более поздних стадиях древнего Сатурна человек мог бы уже ощущать тёплые и холодные места. Яйцевидные сгустки тепла сформировались по всей внешней поверхности древнего Сатурна, по виду напоминая ягоды ежевики или малины, - это были тела духов Начал, также называемых асурами (силами жизни). Внутренним теплом они создавали тепло внешнее, наподобие птиц «высиживая» тепло из мирового пространства. На тот момент Начала, благодаря своей внутренней подвижности, могли преобразовывать внешнее тепло во внутреннее. «Тепловые яйца» беспрестанно образовывались и исчезали, подчиняясь некоему ритму , напоминающему дыхание древнего Сатурна. Этот процесс риши , мудрецы в индуизме, рассказывали своим ученикам как огненный выплеск наружу (выдох), превращающийся в бесчисленные тепловые тела, а затем его отлив, всасывание (вдох), формирующий индивидуальность (см. «эготичность» , фр. égoïté ) или «Я» духов личности Начал. Это ещё не воздушное дыхание, элемент «воздух» ещё не существует, но тепловое.

    В целях эволюции произошло примерно следующее: отдельные духи личности Начала стали вдыхать лишь часть выдохнутого тепла, чтобы яйца не исчезали полностью в Сатурне, а оставались. Что привело к двойственности тепла: внутреннее тепло шара Сатурна и внешнее сатурновых «яиц», а тем самым к очеловечиванию Начал. Быть человеком, жить стадию очеловечивания, это означает достичь осознания собственного «Я» при условии отделения себя от внешнего мира. Духи личности Начала уже обладают индивидуальностью, самосознанием. Следствием этого, в финальный момент эпохи древнего Сатурна, перед его растворением, наступлением пралайи , промежуточного состояния небытия или сна, на той планете, прародительнице нашей Земли, существовало царство низшего порядка. Только духи более высшего порядка, такие как Престолы , могли привести Сатурн к состоянию пралайи - планетарной ночи, за которой последовало планетарное утро - эпоха Солнца , что и случилось согласно карме Сатурна.

    Эпоха древнего Солнца

    Следующее разделение тепла - на свет и дым (сравните со свечой , дающей одновременно и то и другое). После периода сна (пралайи), на возродившемся Сатурне из тепловых «яиц» выделился газ, воздух или дым (в оккультизме элемент «воздух »), и стал излучаться свет . Элемент тепло вернулся, так сказать, к высшему состоянию.

    Сфера древнего Солнца, меньшая по размерам (согласно универсальному закону стремления к центру), чем предшествовавший ей древний Сатурн, представляла собой светящийся шар, где внутри и на поверхности, в дополнение к теплу, во все стороны струились ветра, воздух, газовые потоки. В эпоху древнего Солнца проходит период очеловечивания следующих за Началами в небесной иерархии существ - Архангелов . Душа Архангелов состоит из света, к ней они присоединили внешнее тело из газового вещества. То есть внутренняя сущность Архангелов способна излучать свет, а внешнее тело является воздушным.

    Связь с людьми

    Сфера обитания и влияния Начал простирается вокруг Земли вплоть до орбиты планеты Меркурий (в древних Мистериях , передававших знания предков о космогонии , и соответственно у оккультистов - называемой Венерой). Вместе в архангелами (обитателями сферы, доходящей до планеты Венера) ангелы-начала инструктируют человека, в некой степени «спускаясь» и проникая своим духом в отдельных людей ещё с лемурийской и атлантской эпох. Внешний вид таких людей не меняется, не отличается от других, но становится «майей », иллюзией. Человек, благодаря духу личности Начал, приобретает невероятную власть и способность управлять людьми. В лемурийскую эпоху именно «сыны Венеры» Начала руководили всем человечеством, тогда как архангелы заботились о его отдельных частях. Поэтому Блаватская в своём труде «Тайная доктрина » называет людей-будд «майями». В восточных учениях такие люди получили особые названия: сопровождаемый ангелом - будда; будда, просветлённый архангелом - бодхисаттва («с пробуждённым сознанием»; см. список бодхисаттв), а озарённый духом личности (Началами) - дхьяни-будда («будда высшей мудрости»).

    Упоминания в Библии

    • Послание к Римлянам : « 38 Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала , ни Силы, ни настоящее, ни будущее, 39 ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем.» ();
    • Послание к Ефесянам : «… воскресив Его из мертвых и посадив одесную Себя на небесах, 21 превыше всякого Начальства , и Власти, и Силы, и Господства, и всякого имени, именуемого не только в сем веке, но и в будущем» (Еф 1:21);
    • Послание к Колоссянам : « 16 ибо Им создано все, что на небесах и что на земле, видимое и невидимое: престолы ли, господства ли, начальства ли, власти ли, - все Им и для Него создано; 17 и Он есть прежде всего, и все Им стоит.» ().

    См. также

    Напишите отзыв о статье "Начала (ангельский чин)"

    Примечания

    Ссылки

    • Аверинцев, С. С. и // «Мифы народов мира » (энциклопедия в 2 т., 1987-1988, 2-е изд.)
    Первая ступень, хор, лик или сфера
    (упорядочивание космоса)
    Вторая ступень
    (формирование материи и форм мира) Третья ступень
    (развитие и пробуждение человечества)

    Отрывок, характеризующий Начала (ангельский чин)

    Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
    – А я то, не знал… Николушка… друг мой!
    – Вот он… наш то… Друг мой, Коля… Переменился! Нет свечей! Чаю!
    – Да меня то поцелуй!
    – Душенька… а меня то.
    Соня, Наташа, Петя, Анна Михайловна, Вера, старый граф, обнимали его; и люди и горничные, наполнив комнаты, приговаривали и ахали.
    Петя повис на его ногах. – А меня то! – кричал он. Наташа, после того, как она, пригнув его к себе, расцеловала всё его лицо, отскочила от него и держась за полу его венгерки, прыгала как коза всё на одном месте и пронзительно визжала.
    Со всех сторон были блестящие слезами радости, любящие глаза, со всех сторон были губы, искавшие поцелуя.
    Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не могли быть шаги его матери.
    Но это была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе глаза.
    – Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
    – Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
    Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
    – Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
    Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
    Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
    Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
    На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
    В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
    – Гей, Г"ишка, т"убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
    Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
    – А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
    – Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
    – Сейчас!
    В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
    – Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
    – Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
    – Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
    Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
    – Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
    – Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
    – Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
    – Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
    – Как случится, – сказал Ростов.
    – Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
    – Да что же?
    – Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
    – Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
    Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
    – Так что же? только? – спросил он.
    – Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
    – Ну так что же?
    – Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
    Ростов задумался.
    – Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
    – Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
    Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
    – Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
    – Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
    – Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
    – Вот как! Так ты что же?
    – Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport"a?
    – Нет.
    – Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
    – Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
    Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
    – Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
    Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
    – Вот как! – сказал Ростов.
    – Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
    – Хороший.
    – Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
    – Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
    – Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
    – Очень хорош.
    – Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
    И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня. Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
    – Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.

    Б ог сразу создал различные роды ангельских сил. Различие между ними в природе не было результатом разной степени «охлаждения» Ангелов в любви, как учил Ориген. Дионисий Ареопагит привел в систему церковное учение о девяти ангельских чинах. Он пишет, что Горний мир имеет иерархическое строение, так как не все ангельские чины в равной мере приемлют божественное просвещение. Низшие чины приемлют просвещение от высших. Ангельский мир есть единое целое и, вместе с тем, - лестница. Все Ангелы в известной мере причастны Божеству и сообщаемому от Него Свету, но степени их ведения и совершенства неодинаковы.

    Ангельская иерархия состоит из трех триад. Первая, высшая, это - Серафимы, Херувимы и Престолы . Все они находятся в ближайшей и непосредственной близости к Богу, «как бы в преддвериях Божества», у самого Троического святилища. Им доступно прямое и непосредственное ведение Божественных тайн. Они живут в неизреченном озарении, созерцают Бога в ярком свете.

    Шестокрылые Серафимы (евр. - пламенеющие, огненные), о которых говорится только у пророка Исайи (Ис. 6:2) , пламенеют любовью к Богу и других побуждают к ней.

    Херувимы (евр. - колесницы) - духовные существа, которых пророк Иезекииль видел в образах человека, вола, льва и орла (Иез. 1) . Эти символы означают, что Херувимы сочетают в себе качества разумности, повиновения, силы и быстроты. Херувимы предстоят престолу Божию (Откр. 4:6–7) . Они являются духовной колесницей Всевышнего (Иез. 1:10) , поэтому Бог именуется седящим на херувимах (1 Цар. 4:4) .

    Херувим охранял вход в рай (Быт. 3:24) . Изображения двух Херувимов осеняли Ковчег завета, место непосредственного присутствия Божия (Исх. 25:18-20) . Царь Тирский, символизирующий, по мнению святых отцов, сатану, назван херувимом осеняющим (Иез. 28:14) , что указывает на первоначальную близость его к Богу.

    Многоочитые Херувимы, по словам Дионисия Ареопагита, сияют светом богопознания. Они ниспосылают премудрость и просвещение для богопознания низшим чинам. Они суть «реки премудрости» и «места Божия успокоения»; отсюда некоторые из Херувимов именуются «Престолами» , поскольку на них не чувственно, а духовно, особым обилием благодати почивает Сам Бог.

    Среднюю иерархию составляют: Господства, Силы и Власти .

    Господства (Кол. 1:16) владычествуют над последующими чинами Ангелов. Они наставляют поставленных от Бога земных властителей мудрому управлению. Они учат владеть чувствами, укрощать греховные вожделения, порабощать плоть духу, побеждать искушения. Силы (1 Пет. 3:22) творят чудеса и ниспосылают благодатъ чудотворения и прозорливости угодникам Божиим. Они помогают людям в несении трудов, укрепляют в терпении, даруют духовную крепость и мужество. Власти (1 Пет. 3:22; Кол. 1:16) имеют власть укрощать силу диавола. Они отражают от нас бесовские искушения, оберегают подвижников, помогают им в борьбе со злыми помыслами. Им принадлежит также власть над силами природы, например, ветра и огня (Откр. 8:7) .

    В низшую иерархию входят: Начала, Архангелы и Ангелы .

    Начала (Кол. 1:16) начальствуют над низшими Ангелами, направляя их деятельность к исполнению Божественных повелений. Им поручено управлять Вселенной, охранять страны, народы и племена. Они учат земные начальства исполнять свои обязанности не ради выгод и личной славы, а во всем искать славы Божией и пользы ближних.

    Архангелы (1 Фес. 4:16) благовествуют о великом и преславном. Они открывают тайны веры, пророчества и волю Божию людям, то есть являются проводниками Откровения.

    Ангелы (1 Пет. 3:22) наиболее близки к людям. Они возвещают намерения Божий, наставляют в добродетелях и святой жизни. Они охраняют верных, удерживают нас от падений, восставляют падших.

    Святитель Дионисий Ареопагит сознает несовершенство такой систематизации. Он пишет: «Сколько чинов небесных существ, какие они и каким образом у них совершаются тайны священноначалия, в точности знает один Бог, Виновник их иерархии; знают также и они сами свои собственные силы, свой свет, священное их и премирное чиноначалие. А нам об этом можно сказать столько, сколько Бог открыл нам через них же самих, как знающих себя».

    Подобным образом рассуждает и Блаженный Августин: «Что есть Престолы, Господства, Начала и Власти в небесных обителях, непоколебимо верую и что они различаются между собой, содержу несомненно; но каковы они и в чем различаются между собой, не знаю».

    Некоторые святые отцы считают, что перечисленные девять чинов далеко не охватывают все существующие ангельские чины, имеются и другие, которые откроются лишь в Будущем Веке (Еф. 1:21).

    Известный православный богослов протоиерей Иоанн Мейендорф считает, что для христианской традиции иерархическая структура ангельского мира, предложенная Дионисием Ареопагитом, представляет большие неудобства. «Ветхозаветная ангелология сложна и никак не укладывается в иерархию Дионисия. Так, Серафим в книге пророка Исайи является непосредственным посланником Бога (в системе Дионисия Серафим должен был бы использовать нижележащую иерархию). Церковь чтит Архангела Михаила как главу Небесного воинства (в Послании Апостола Иуды он сражается с сатаной), однако в системе Дионисия архангельский чин - один из низших в небесной иерархии». Это было замечено святыми отцами, поэтому они принимали иерархию Дионисия с оговорками. Так, святитель Григорий Палама утверждает, что Воплощение Христа нарушило первоначальный порядок: в нарушение всех иерархических рангов Бог послал Архангела Гавриила, то есть одного из низших Ангелов, объявить Деве Марии благую весть о Воплощении. Отражая ту же мысль, песнопения праздников Вознесения и Успения провозглашают, что Ангелы удивились тому, что человеческая природа Христа и Богоматери «восходит от земли на небо» совершенно независимо от ангельской иерархии.

    Итак, следует иметь в виду, что классификация Небесных Сил Дионисия Ареопагита достаточно условна и схематична, она неспособна удовлетворительно объяснить некоторые факты Откровения и явления духовной жизни. Например, если строго следовать схеме Дионисия, то наше общение с Богом возможно только через Ангелов. Однако в Священном Писании сколько угодно примеров общения людей с Богом без посредства Ангелов.

    Архангелы

    В канонических книгах Библии упоминаются всего два имени Архангелов:

    1) Михаил (с евр. - «кто как Бог»; Дан. 10:13; Иуд. 1:9) - Архистратиг бесплотных Сил.

    2) Гавриил (с евр. - «муж Божий»; Дан. 8:16; Лк. 1:19) - служитель Божественной крепости и вестник тайн Божиих.

    Четыре имени встречаются в неканонических книгах:

    3) Рафаил (с евр. - «помощь Божия»; Тов. 3:16) - целитель недугов.

    4) Уриил (с евр. - «огонь Божий»; 3 Езд. 4:1) - служитель Божественной любви, возжигающий в сердцах любовь к Богу и просвещающий светом Богопознания.

    5) Селафиил (с евр. - «молитва к Богу») - служитель моления, научающий молитве.

    6) Иеремиил (с евр. - «высота Божия»; 3 Езд. 4:36).

    Кроме того, благочестивое предание говорит еще о двух Архангелах:

    7) Иегудиил (с евр. - «хвала Божия») - помощник в трудах и ходатай наград труждающимся во славу Божию.

    8) Варахиил (с евр. - «благословение Божие») - служитель Божиих благословений.

    Существует мнение, что семь из них предстоят престолу Божию. В этом смысле трактуются следующие слова из Откровения Иоанна Богослова: «Благодать вам и мир от Того, Который есть, и был, и грядет, и от семи духов, находящихся перед престолом Его» (Откр. 1:4) . Это, конечно, довольно условное толкование. Точный смысл этого текста от нас сокрыт.

    Существуют молитвы с прошениями к каждому из Архангелов соответственно их служению.

    1. Святый Архангеле Михаиле, победителю, победи страсти моя.

    2. Святый Архангеле Гаврииле, вестниче Божий, возвести мне час смертный.

    3. Святый Архангеле Рафаиле, целителю, исцели мя от болезни душевныя и телесныя.

    4. Святый Архангеле Урииле, просветителю, просвети моя чувства душевныя и телесныя.

    5. Святый Архангеле Иегудииле, прославителю, прослави мя добрыми делами.

    6. Святый Архангеле Селафииле, молитвенниче, моли Бога о мне, грешнем.

    7. Святый Архангеле Варахииле, благословителю, благослови мя, грешнаго, всю жизнь провождать в душевном спасении.

    8. Святый Ангеле Божий, Хранителю мой, сохрани душу мою грешную.

    9. О Пресвятая Владычице моя Богородице, вся Небесныя Силы святых Ангел и Архангел и вси святии, помилуйте мя, помозите мне в жизни сей, во исходе души моея и в Будущем Веце. Аминь

    6:2-4, по которому грешные ангелы некогда скрещивались с людьми порождая исполинов (нефилим). Для этого они воплощались в человеческое тело и сходили на землю:

    В то время были на земле исполины (нефилим ), особенно же с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим, и они стали рождать им: это сильные, издревле славные люди.

    Однако, под «сынами Божиими» в Библии подразумеваются не только Ангелы, но и праведные люди, тем самым, согласно еврейской и христианской традиции, смысл этого стиха заключается в том, что праведные люди стали вступать в брак с безнравственными, поддались их влиянию, и сами морально опустились. С точки зрения церковного богословия, сыны Божии - это потомки Сифа , а дочери человеческие - потомки Каина.

    В Новом Завете

    …они суть служебные духи, посылаемые на служение для тех, которые имеют наследовать спасение

    В большинстве переводов Библии при упоминаниях о падших и всяких согрешивших (выступивших против Бога) ангелах используют строчную букву, а при упоминании святых Ангелов - прописную.

    Ангел с цветком. 14 век

    В религиозной традиции

    В иудаизме

    Среди семи ангелов еврейской мифологии лишь трое названы в Танахе (Ветхом Завете) по имени: Михаэль , Гавриэль и Рафаэль . Остальные четверо, Ориэль , Регуэль, Сариэль и Иерахмиэль, упоминаются в неканонической литературе (Книге Еноха). Считается, что четыре ангела стоят перед престолом Господа и охраняют четыре стороны света: Михаэль , Гавриэль , Ориэль и Рафаэль .

    В Каббале

    Аналоги в других традициях

    • Для древних греков - второстепенные боги.
    • Для буддистов - бодхисаттвы .
    • Для последователей