Григорий яковлев. Иеромонах григорий яковлев Лесин Григорий Исаакович, военврач Интервью - Григорий Койфман

Яковлев Григорий

Я ковлев (Григорий, 1703 - 1756) - автор сочинения "Извещение праведное о расколе беспоповщины". Происходил от православных родителей, перешедших впоследствии в даниловский беспоповщинский толк и поселившихся в Выговской пустыне. В Выгорецком монастыре Яковлев проходил должности пономаря, псаломщика, канонархиста и головщика. Прожив около 20 лет в Выгорецком монастыре, Яковлев перешел в Сергиев скит, где прожил семь лет; за это время Яковлев имел возможность близко узнать всех главных выгорецких деятелей, начиная с Данилы Викулова и ; при нем происходило составление знаменитых "Поморских ответов" на вопросы иеромонаха Неофита. Размышления и исследования о спорных религиозных вопросах привели Яковлева к соединению с православной церковью. По смерти отца, в 1748 г., Яковлев отправился в Санкт-Петербург. Принятый "благосердно" Святейшим Синодом, Яковлев представил ему свои тетради с выписками из святоотеческих книг в опровержение раскольнических лжеучений, а затем приступил к составлению "Извещения праведного о расколе беспоповщины", для представления также Святейшему Синоду в виде покаянного писания. Сочинение это он заключил просьбой к православным архипастырям - принять его в церковное общение, "иже четыредесятолетно гладом причащения истаеваемого"; он просил также определить его в какое-либо пристойное ему дело, но не в "в мирском и любострастном жительстве", а "в тихости спасительного монашеского пристанища". Есть основание полагать, что поступивший в 1755 г. из игуменов Можайского Колоцкого монастыря в настоятели Переславского Данилова архимандрит Гермоген - именно бывший беспоповец Григорий Яковлев. Настоятелем Данилова монастыря архимандрит Гермоген был не более года: в 1756 г. он скончался в Воскресенском, именуемом Новый Иерусалим, монастыре. Сочинение Яковлева в подлиннике имеет следующее заглавие: "Испытание о раскольнических мнениях и исповедание о единой соборной истинной и православной церкви, вкупе и извещение праведное о расколе беспоповщины, в лето 1748-е, нелицемерное мое и чистое пред Господом Богом, многогрешного Григория Иаковлева сына". В нем говорится о еретиках, существовавших в греческой церкви, потом о еретиках, бывших в церкви российской - стригольниках, учениках , о начале раскола; излагается история поморского или Данилова раскольнического толка; произносится суждение о беспоповщинском расколе вообще. Изложив свою собственную биографию, автор сообщает сведения о всех лицах поморского и иных беспоповских согласий, которые были ему лично известны и о которых он знал из верных источников, а также сведения о сочинениях главных выгорецких учителей, о библиотеке Выгорецкого монастыря; наконец, предлагает свои соображения о средствах к ослаблению поморского раскола, или, как он выражается, о "способах к обращению раскольников иже в Суземке". Яковлев несомненно обладал замечательным умом, обширной начитанностью, редкой памятью и, надобно полагать, большим ораторским талантом, - способностью убедительно и свободно излагать свои мысли в устных беседах, чем только и можно объяснить его решительное влияние на людей, подобных Алексею Иродионову, который называл его "дивным мужем". Как писатель, Яковлев значительно уступает Алексею Иродионову; в его сочинениях ощущается иногда недостаток строгой логической последовательности и правильности речи. Для истории раскола, особенно поморского, сочинения Яковлева - материал великой цены. Профессор издал вполне собственно четвертую главу его, самую обширную и самую важную в историческом отношении, а из других извлек только то, что представляет интерес для истории раскола. Сочинение Яковлева издано по рукописи, находившейся в библиотеке черниговской духовной семинарии (№ 141). Рукопись эта написана довольно красивой и тщательной скорописью, с фигурными заглавными буквами и некоторыми рисунками. В рукописи помещена составленная Яковлевым карта "Суземка раскольнического" в Заонежье, с обозначением существовавших в его время раскольнических скитов и земельных участков, весьма полезная для ознакомления с состоянием поморского раскола в половине XVIII столетия. Точная копия этой ландкарты приложена к изданию сочинения Яковлева. См. Н. Субботин "Бывшего беспоповца Григория Яковлева Извещение праведное о расколе беспоповщины" (Москва, 1888; здесь же и биографические сведения об Яковлеве).

Эпизоды и сентенции

История... это не что иное, как собрание басен и бесполезных мелочей...
(Л.Н. Толстой)

Что скажут о тебе другие, коли ты сам о себе ничего сказать не можешь?
(Козьма Прутков)

Григорий Наумович Яковлев - словесник-ветеран, выпустивший в свет несколько поколений школьников. Его можно назвать ветераном и нашей газеты - он давний автор «Литературы». Мы с радостью печатаем его педагогические воспоминания в рубрике «Детское чтение»: ведь это один из вариантов ответа на вечный подростковый вопрос “Кем быть?” Может быть, прочтя мемуары Г.Яковлева, и наши ученики выберут педагогическую стезю? А нашим читателям старшего возраста напоминаем: место и для их интересных мемуаров у нас всегда найдётся.

Вы спрашиваете, как я стал учителем? Решительно никаких предпосылок к занятиям педагогикой - ни родословных, ни каких-либо иных - у меня вроде бы не было. Откуда взялась эта жилка - понятия не имею.

1. Предпосылки

Впрочем, поищем предпосылки. В первом классе моя восемнадцатилетняя учительница Анна Васильевна должна была срочно отлучиться (“Я сама учусь и буду с вами соревноваться”, - говорила она) и неожиданно предложила мне провести урок, а когда перед звонком она вновь оказалась у классной двери, изумилась: в классе было тихо - я, восьмилетка, как ни в чём не бывало вёл урок! Небось наивно подумал тогда: “Пустяки! Легко быть учителем”.

Может быть, это и для меня было первым уроком и первым заблуждением: неужели могу?

Учился я отлично, грамотность была абсолютно пятёрочной. Но один раз мне поставили за диктант “4”: в первом классе я написал “косили лук” (вместо “луг”). Дело в том, что я сразу представил себе баночки с водой на подоконнике, где обычно мы выращивали зелёный лук. Вот его, подумал я, и “косили”, то есть срезали. Эту забавную ошибку я помню всю жизнь. Мне было стыдно.

И в последующие годы мы с моим лучшим другом состязались в грамотности, причём чаще тексты составлял я. Сделать ошибку было совестно, и я до сих пор убеждён, что стыд - великий стимул в одолении неграмотности . Если ребёнок поймёт и почувствует, что позорно делать грамматические ошибки, он многого добьётся, преодолеет даже влияние неблагоприятной социальной среды.

Успешно участвовал я в школьных конкурсах чтецов, а также был самым маленьким “артистом” в Политехническом музее, где проходила встреча с “героями Главсевморпути”, среди которых были трое прославленных папанинцев (четвёртый, сам Иван Папанин, почему-то отсутствовал). Но один из них, Пётр Ширшов, будущий министр морского флота, в антракте остановил меня, похвалил и угостил газированной водой с сиропом. В награду за выступление я получил балалайку. А читал я «Пуговку» Е.Долматовского (теперь - с переделкой - “дворовая песня” в театре М.Розовского), не сознавая её несвоевременности: там ловили японского шпиона, а в это время велись переговоры с Японией.

Имеет ли этот эпизод отношение к будущей профессии учителя литературы? Имеет, хотя не обижусь, если редактор эту “предпосылку” заблокирует. Но убеждён, что имеет, а потому продолжаю.

1941 год, война, в моей школе разместили госпиталь, и я - сначала в интернате на Рязанщине, а потом с мамой и с осколками бомб, собранными на московских тротуарах, - в Ташкенте. Мне десять лет, я юннат и оплачиваемый (сорок рублей и бублик с чаем) дворник в огромной клетке водоплавающих в зоопарке, а также ученик третьего класса. В ташкентский период я оставался почти безнадзорным и жадно впитывал улично-дворовый детский и взрослый фольклор , до сих пор не выветрившийся из моей памяти. Когда стану учителем, это сыграет определённую роль. Но об этом чуть позже. А будучи студентом, я сдавал очередной языковой экзамен, и в моём билете было требование рассказать об арго и жаргоне; в аудиторию внезапно пожаловал ректор института Д.А. Поликарпов, послушал меня и попросил привести примеры, и тут детские воспоминания меня не подвели.

Памятен и “культурный” эпизод приобщения к литературе. В ташкентском зоопарке - зоолотерея. Мама покупает мне и хозяйской внучке несколько билетиков. Все проигрывают. Рядом оказывается Корней Иванович Чуковский. Видит наши расстроенные физиономии и дарит нам ещё десять билетов. К сожалению, тогда этим “приобщение” и ограничилось, но запомнилось. Через много лет я побывал на встрече с Корнеем Ивановичем, прочёл его серьёзные книги и статьи, интереснейшие дневники и мемуары и проникся глубоким уважением к этому человеку. Его книги и голос - мои помощники на уроках.

Теперь я знаю, что в те военные годы в Ташкенте жила и Анна Ахматова, да и не только она. В мои детские руки попадали другие книги. С искусством связь не прерывалась.

Покусанный лебедями-шипунами и горными гусями, я расстался с зоопарком и был принят в детскую театральную студию, которой руководила женщина - профессиональный режиссёр московского театра, не избежавшая эвакуации. Она посмеялась над моей бойкой жестикуляцией при декламации, но в студию взяла и стала знакомить с основами системы Станиславского. В ташкентском парке имени Э.Тельмана существовал наш детский театр, своё здание, в котором едва ли не еженедельно мы устраивали спектакли (входной билет стоил один рубль), а однажды давали представление на сцене настоящего театра вперемежку с артистами МХАТа. Выступали и в госпиталях перед ранеными бойцами. В нашей студии занимались и будущие народные артисты Роман Ткачук и Игорь Ледогоров. С Игорем у меня сохранилась многолетняя дружба. Немаловажная деталь: студийцев бесплатно кормили обедом. После “затирухи” первых месяцев войны это было роскошью.

Случались и забавные истории. Одна из них связана как раз с выступлением в настоящем театре. Я играл роль Деда Мороза. Маленький, загримированный, с белой бородой, я вышел на сцену и вдохновенно продекламировал:

Гляжу, хорошо ли метели
Лесные тропы замели,
И нет ли где трещины, щели,
И нет ли где голой земли...

И вдруг сцена поехала, закружилась, а из зала раздался крик опознавшего меня мальчика: “Гриша!” Кружение сцены кто-то остановил, и порядок в зале был восстановлен. Потом выяснилось, что мой первозданно наивный и свято преданный дружок Акрам, стоявший в ожидании меня за занавесом, заметил нечто похожее на круглый докторский стульчик и спокойно присел на него, не подозревая, что “стул” приспособлен для вращения сцены и смены декораций.

Ташкентская, а затем и московская студия художественного слова при Дворце пионеров научили меня выразительному чтению, без чего не может работать учитель-словесник . В институте мэтр И.Блинов только дошлифовывал то, что я приобрёл в детстве.

Война ещё не закончилась, отец воевал, а мы с мамой вернулись в Москву, и я поступил в 5-й класс 324-й школы. В ней учился и Сима Соловейчик (на год старше меня) - курчавый умный мальчик, который в зловещем 1948 году, в разгар ожесточённого преследования “космополитов”, сумел окончить нашу школу с золотой медалью и поступить в МГУ на отделение журналистики филфака. Он стал блестящим журналистом, позднее - организатором огромного издательства, написал увлекательные книги по педагогике, но первые статьи вынужден был подписывать псевдонимом “С.Соловьёв”. С Симой мы общались до его смерти. О 324-й школе и её директоре он написал статью «Апология Горбунова Михаила Ивановича». Но в оценке этой личности мы с ним разошлись. Михаил Иванович был крутым директором и, на мой взгляд, плохим учителем. Он у нас преподавал историю в 8-м классе. В дрожащей тишине садился за учительский стол, клал на него сшитые пять-шесть старых тетрадей с конспектами и начинал читать один из них, спрашивал выученное по учебнику. Из этого состоял урок. И я понял, что так никогда не следует “общаться” с классом .

324-я школа, я полагаю, была на хорошем счету у высокого руководства. Но учителя в ней в послевоенные годы были разные. Очень любили ребята в 6–7-х классах учительницу географии, которая не отличалась глубиной познания предмета, но была “своей в доску”: создавала на уроке атмосферу домашнего уюта, добродушно подшучивала над отдельными персонами, над неудачниками и лентяями, снисходительно ставила оценки. В старших классах её сменил подтянутый и суховатый участник войны, основательно “владевший материалом”; географию учили, но к личности учителя оставались равнодушны.

Попадались и занятные “чудики” вроде математика в 7-м классе. Он, с красноватым припухшим носом, войдя в класс, по-хозяйски располагался за столом, раскладывал на нём бутерброды и крутые яйца и коварно разглядывал журнал, выбирая жертву. Класс замолкал, а педагог грозно возглашал: “Комаров, ко мне!” Едва трепещущий ребёнок приближался, учитель под общий хохот резким движением разбивал яйцо о лоб страдальца и милостиво разрешал: “Садись!” Спокойно покушав, воспитатель уже всерьёз вызывал кого-нибудь к доске, и, если решение задачки или устный ответ были неверными, педагог беззвучно подходил к доске и громко стукался об неё затылком. Этот сигнал означал обречённость отвечавшего.

При всех его причудах к нему относились по-доброму. Привлекала не математика, а особое свойство человека. Однажды в школе погас свет, и учитель достал из кармана небольшую книжку разгромленного Ждановым Зощенко, подошёл к окну, куда ещё доходили лучи солнца (учились во вторую смену), и стал то наизусть, то по книге читать рассказы. Когда сметливые дети установили страсть к Зощенко нашего математика и почти постоянное наличие в его портфеле или кармане весёлых произведений, кое-кто додумался перед его приходом что-то портить в розетке, и мы не раз смеялись в полутьме над тем, что читал нам “артист погорелого театра”, как между собой беззлобно называли мы его.

В том же седьмом классе я был удивлён, обнаружив в классном журнале незаслуженную “пятёрку” по зоологии. Спрашиваю учительницу.

Ты же вчера в школьном концерте читал «Песню о Буревестнике» и так хорошо рассказал о пингвинах, гагарах, чайках. Вот и “пятёрка”.

В старших классах я был влюблён в живую и своеобразную математичку и не любил своего классного руководителя-физика, частенько писавшего в моём дневнике воззвания к родителям и не ведавшего, что я уже два года живу без них. Внешне он напоминал Николая II. Физику он, безусловно, знал, но это меня не воодушевляло.

Я сделал вывод о том, что у школьников интерес к предмету и к учителю далеко не всегда вызывается его эрудицией или моральными достоинствами . Поэтому, мне кажется, к идее выбора учениками учителя, что уже кое-где практикуется, надо подходить с умом и осмотрительностью.

Не могу обойти молчанием один эпизод моей жизни школьного периода. Каждое лето я с удовольствием проводил в пионерском лагере. Последнее моё пребывание там ознаменовалось уникальным для меня и, вероятно, типичным для эпохи событием. Это происходило в 1945 году (мне - 14 лет) на станции Удельная под Москвой. Я состоял в самой старшей группе. Властолюбивый пионервожатый был ненамного старше меня, но воображал себя крупным начальником и с упоением командовал и вредничал. Я быстро сочинил про него ироническую песенку, которая, к моему удивлению, мгновенно обрела популярность: дети стали напевать её. На пятый день моего блаженного отдыха объявили всеобщую линейку, и меня торжественно исключили из пионерлагеря с ужасающей формулировкой, весь кошмар которой до меня дошёл через годы: “За антисоветскую пропаганду”. Я с чемоданчиком, к изумлению мамули, стоял в дверях коммуналки, а маме прислали на работу зловещее извещение о моём поступке. А работала мама старшим бухгалтером и ревизором в Министерстве юстиции СССР. Только исключительным уважением к ней могу объяснить то, что политическому делу не был дан ход. Понятно, никаким антисоветчиком я тогда не был, тем более что это был год Великой Победы. Но урок я должен был извлечь: шутить с советской властью и её представителями, даже на низшем уровне, опасно . Должен был извлечь урок, но не извлёк. И тогда, и позже я, как и тысячи людей в стране, верил той радужной информации, которая ежедневно влетала в наши уши и в наше сознание из круглых чёрных репродукторов, громоздившихся в каждой квартире. Мы ничего не знали, мы были молоды, и я радовался жизни, страдал, как и следовало, от любви к девушке, а в остальном был настроен весьма оптимистично. Характерное стихотворение моей юности называлось «Я счастлив!».

Я счастлив нынче. Я иду
По улице моей
И улыбаюсь на ходу:
Бывает же у всех в году
Счастливейший из дней!

И солнце радостно глядит,
И милиционер,
И светом солнечным облит
Ильинский старый сквер.

Сегодня я во всё влюблён
И, кажется, во всех:
И в этот уличный трезвон,
И в милый детский смех,
Во всех, кто честен, добр и смел,
И в новые авто...
Сегодня сделать много дел
Я смог бы, если б захотел,
Так много, как никто.
Но знаю, чувствую, друзья:
У вас вопрос повис:
Какое счастье у меня:
Любовь, письмо, сюрприз?

Да никакого, ерунда:
Я счастлив так почти всегда.

Учась в 10-м классе, я решил, что настала пора внести коррективы в грамматику русского языка. В 1918 году отменили твёрдый знак в конце существительных - и ничего, никого это не волнует ныне. Почему бы теперь не убрать абсолютно бессмысленный мягкий знак в глаголах “смеёшься”, “сидишь”, “дерёшься”, “врёшь”, “идёшь” и т.п.? Я знаю причину появления “ь” после шипящих: в древнерусском языке шипящие звучали мягко, отвердели потом. По крайней мере звук “ш” стал иным. И я отправил письмо в редакцию «Литературной газеты». Шёл 1949 год. К письму десятиклассника отнеслись на редкость серьёзно. Редакция переслала его в Ин­ститут русского языка Академии наук СССР, о чём известил меня учёный секретарь института. К этому извещению, присланному в 324-ю школу на моё имя, был приложен ответ знаменитого лингвиста профессора А.Б. Шапиро. Письмо сохранилось, и я его цитирую: “Употребление буквы «ь» после «ш» во втором лице глаголов в настоящее время дейст­вительно не имеет значения ни для произношения, ни для распознавания грамматической формы. Написание это в настоящее время сохраняется в силу традиции. Однако отмена «ь» в этих формах вызвала бы значительное изменение внешнего вида печатного и письменного текста, что является элементом реформы письма. Реформа же письма в данное время по целому ряду причин нецелесообразна”. В хрущёвские времена языковеды подготовили реформу грамматики. Поднялся шум в прессе, выступали и “за” и “против” реформы. Наконец авторитетный писатель Леонид Леонов оповестил мир, что если реформа будет проведена, то он “не станет есть этих «огурцей»”. Точка была поставлена: нам этого не надобно.

Не так давно группа умных лингвистов, десять лет усердно трудившаяся над проектом поправок к правописанию, выступила с конкретными предложениями. На учёных зашикали, переходя порой чуть ли не на крик: “Мы не позволим уродовать русский язык!” Это прозвучало уже из очень высоких инстанций. Но, помилуйте, кто же собирается уродовать великий язык? Речь шла лишь о разумном упрощении некоторых правил, о единообразии правописания, о сокращении бесчисленных исключений из правил грамматики и т.д. Да, прошло больше пятидесяти лет со времён ответа профессора Шапиро, а “элементы реформы письма” всё ещё “в данное время по целому ряду причин нецелесообразны”. Ждите, дорогие наши ученики!

Возможно, возросший интерес к занятиям русским языком, желание что-то практически исправить в этой области повернули меня лицом к литфаку пединститута.

Публикация статьи произведена при поддержке сервиса по продаже билетов на концертные мероприятия Москвы Vipticket.ru. На сайте вы сможете приобрести онлайн билеты на концерты в Москве . Гастроли звезд мирового уровня, выступления исполнителей отечественной эстрады самых разнообразных жанров или театральные постановки, спортивные мероприятия или представления для детей – сервис Vipticket.ru даст вам возможность приобрести любые билеты с доставкой, в любом количестве, без очередей и по цене ниже розничной.

Автор сочинения "Извещение праведное о расколе беспоповщины"; родился в 1703 г. в Великом Новгороде и происходил от православных родителей, перешедших впоследствии в Даниловский беспоповщинский толк и поселившихся в Выговской пустыни. Будучи 10-летним мальчиком, Я. был поставлен своим отцом на клирос в Выгорецком монастыре, где он постепенно проходил должности - пономаря, псаломщика, канонархиста и наконец головщика. Главным наставником и руководителем его в отправлении этих должностей, и вообще воспитателем в духе Выгорецкого общежития, был известный сотрудник Денисовых - уставщик Трифон Петров, у которого он начал жить в келье. Здесь, по собственным словам его, он "научился всякого лжеучения раскольнического и действ и обычаев их". Трифон Петров научил его также "грамматическому отчасти художеству и несколько риторическому". Но более всего приохотился Я. к иконописному искусству, в котором и сделал значительные успехи, так что иконописание сделалось для него средством к существованию. В Выгорецком монастыре он прожил около 20-ти лет; потом (1733 г.) перешел на жительство в Сергиев скит, где провел 7 лет. За это время Я. имел возможность близко узнать всех главных выгорецких деятелей, начиная с Данилы Викулова и Андрея Денисова, и был свидетелем важнейших событий, происходивших на Выге; при нем происходило здесь и составление знаменитых "Поморских Ответов" на вопросы иеромонаха Неофита. В 1740 г. Я. предпринял путешествие на свою родину, в Новгород, Старую Руссу, в Польшу, Лифляндию и Курляндию, а оттуда в Москву. Его ревность в распространении раскола, начитанность и проповеднический талант снискали ему такое уважение в обществе московских беспоповцев, что эти последние предложили ему принять должность настоятеля, или отца, и править у них все необходимые требы. Но Я. отклонил это предложение вследствие тех сомнений, какие возникли у него относительно раскола и явились результатом размышлений и исследований о спорных религиозных вопросах; этому немало способствовало и чтение старописьменных и древнепечатных книг. Вернувшись после 4-летней отлучки на Выг, Я. вступил в откровенные беседы с выгорецкими учителями о своих "изменившихся первых раскольнических разумениях". Убедившись в явной расположенности Я. к православной церкви, выгорецкие старшины запретили всем "грамотникам и крылошанам" своего общежития входить в беседы с ним, опасаясь, очевидно, как бы своим влиянием он не поколебал и других в приверженности к расколу. В 1748 г., похоронив своего отца, Я. немедленно отправился в Петербург. Принятый св. Синодом "благосердо", Я. представил ему свои тетради с выписками из святоотеческих книг в опровержение раскольнических лжеучений, и затем приступил к составлению своего "Извещения праведного о расколе беспоповщины" для представления также св. Синоду в виде покаянного писания. Сочинение это он заключил просьбой к православным архипастырям принять его в церковное общение и сподобить причастия св. тайн "иже четыредесятолетно гладом причащения истаеваемого"; он просил также "определить его в какое-либо пристойное ему дело", но не "в мирском и любострастном жительстве", а "в тихости спасительного монашеского пристанища". О судьбе Я., по присоединении его к православной церкви, вполне точных сведений мы не имеем, кроме сообщаемого протоиереем Алексеем Иродионовым известия, что он "пострижен был в монашество в Новом Иерусалиме, в Воскресенском монастыре, и произведен в архимандрита в Переяславский Залесский монастырь св. Даниила". На основании этого известия можно с полной достоверностью полагать, что поступивший в 1755 г. из игуменов Можайского Колоцкого монастыря в настоятели Переяславского Данилова архимандрит Гермоген есть именно бывший беспоповец Григорий Я. Настоятелем Данилова монастыря архимандрит Гермоген был не более года: 31 августа 1756 г. он скончался в Воскресенском монастыре, называемом Новый Иерусалим.

Сочинение Я., написанное им перед своим присоединением к церкви и представленное св. Синоду, в подлиннике имеет следующее заглавие: "Испытание о раскольнических мнениях и исповедание о единой соборной истинной и православной церкви, вкупе и извещение праведное о расколе беспоповщины, в лето 1748-е, нелицемерное мое и чистое пред Господом Богом, многогрешного Григория Иаковлева сына". В нем говорится о древних еретиках, существовавших в греческой церкви, потом об еретиках, бывших в церкви Российской - стригольниках, учениках Феодосия Косого, о начале раскола и, наконец, излагается история Поморского или Данилова раскольнического толка. Далее, в это сочинение входит прошение на имя императрицы Елизаветы Петровны и прошение св. Синоду. В последнем между прочим говорится о частных толках беспоповщины и произносится суждение о беспоповщинском расколе вообще. Наконец, названное сочинение заключает в себе отдел под заглавием: "Особенное о себе покаяние и о других подобных такожде неутаение Святейшему же Синоду". Эта последняя, самая обширная глава, состоящая из нескольких отдельных статей с особыми заглавиями, имеет весьма большую важность для истории раскола. Изложив в ней сначала свою собственную биографию, автор сообщает потом сведения о всех лицах Поморского и иных беспоповских согласий, которые были ему лично известны и о которых он знал из верных источников; здесь же сообщает он сведения о сочинениях главных выгорецких учителей, о библиотеке Выгорецкого монастыря; наконец, предлагает свои достойные внимания соображения о средствах к ослаблению Поморского раскола или, как он выражается, о "способах к обращению раскольников иже в Суземке". Точность и несомненная правдивость сообщаемых автором сведений о Поморском расколе, особенно же о лицах, с которыми в течение своей долгой жизни в расколе Я. находился в более или менее близких отношениях, - сведений большей частью неизвестных, - сообщают последней главе в сочинении Я. особенную ценность для истории раскола. Я. несомненно обладал замечательным умом, обширной начитанностью, редкой памятью, строгим нравственным характером и, нужно полагать, большим ораторским талантом и способностью убедительно и свободно излагать свои мысли в устных беседах, чем только и можно объяснить его решительное влияние на людей, подобных Алексею Иродионову (бывший беспоповец, впоследствии перешедший под влиянием Я. в православие и сделавшийся новгородским протоиереем и противораскольничьим писателем), который, без сомнения, за эти качества и назвал его "дивным мужем". Правда, в сочинении Я. ощущается иногда недостаток строгой логической последовательности и точности и правильности речи, тем не менее для истории раскола, особенно Поморского, оно имеет громадное значение. Это сочинение издано проф. Субботиным по рукописи, находящейся в библиотеке Черниговской духовной семинарии (№ 141), причем четвертая глава ее издана полностью, а из первой и третьей извлечено только то, что представляет интерес для истории раскола.

H. Субботин, "Бывшего беспоповца Григория Яковлева извещение праведное о расколе беспоповщины", M., 1888 г. - Ф. В. Ливанов , "Раскольники и острожники", т. 4, стр. 96. - П. Строев , "Списки иерархов и настоятелей монастырей Российския церкви", стр. 46. - Филарет , архим., "Обзор русской духовной литературы", кн. 2, отр. 318-321.

{Половцов}

Яковлев, Григорий

(1703-1756) - автор сочинения "Извещение праведное о расколе беспоповщины". Происходил от православных родителей, перешедших впоследствии в даниловский беспоповщинский толк и поселившихся в Выговской пустыни. В Выгорецком монастыре Я. проходил должности пономаря, псаломщика, канонархиста и головщика. Прожив около 20 лет в Выгорецком м-ре, Я. перешел в Сергиев скит, где прожил семь лет; за это время Я. имел возможность близко узнать всех главных выгорецких деятелей, начиная с Данилы Викулова и Андрея Денисова; при нем происходило составление знаменитых "Поморских ответов" на вопросы Иеромонаха Неофита. Размышления и исследования о спорных религиозных вопросах привели Я. к соединению с православной церковью. По смерти отца, в 1748 г., .Я. отправился в СПб. Принятый "благосердо" св. синодом, Я. представил ему свои тетради с выписками из святоотеческих книг в опровержение раскольнических лжеучений, а затем приступил к составлению "Извещения праведного о расколе беспоповщины", для представления также св. синоду в виде покаянного писания. Сочинение это он заключил просьбой к православным архипастырям - принять его в церковное общение, "иже четыредесятолетно гладом причащения истаеваемого"; он просил также определить его в какое-либо пристойное ему дело, но не "в мирском и любострастном жительстве", а "в тихости спасительного монашеского пристанища". Есть основание полагать, что поступивший в 1755 г. из игуменов Можайского Колоцкого монастыря в настоятели Переславского Данилова архимандрит Гермоген - именно бывший беспоповец Григорий Я. Настоятелем Данилова м-ря архим. Гермоген был не более года: в 1756 г. он скончался в Воскресенском, именуемом Новый Иерусалим, монастыре. Сочинение Я. в подлиннике имеет следующее заглавие: "Испытание о раскольнических мнениях и исповедание о единой соборной истинной и православной церкви, вкупе и извещение праведное о расколе беспоповщины, в лето 1748-е, нелицемерное мое и чистое пред Господом Богом, многогрешного Григория Иаковлева сына". В нем говорится о еретиках, существовавших в греческой церкви, потом о еретиках, бывших в церкви российской - стригольниках, учениках Феодосия Косого, о начале раскола; излагается история поморского или Данилова раскольнического толка; произносится суждение о беспоповщинском расколе вообще. Изложив свою собственную биографию, автор сообщает сведения о всех лицах поморского и иных беспоповских согласий, которые были ему лично известны и о которых он знал из верных источников, а также сведения о сочинениях главных выгорецких учителей, о библиотеке Выгорецкого монастыря; наконец, предлагает свои соображения о средствах к ослаблению поморского раскола, или, как он выражается, о "способах к обращению раскольников иже в Суземке". Яковлев несомненно обладал замечательным умом, обширной начитанностью, редкой памятью и, надобно полагать, большим ораторским талантом, - способностью убедительно и свободно излагать свои мысли в устных беседах, чем только и можно объяснить его решительное влияние на людей, подобных Алексею Иродионову, который называл его "дивным мужем". Как писатель, Я. значительно уступает Алексею Иродионову; в его сочинении ощущается иногда недостаток строгой логической последовательности и правильности речи. Для истории раскола, особенно поморского, сочинения Я. - материал великой цены. Проф. Н. Субботин издал вполне собственно четвертую главу его, самую обширную и самую важную в историческом отношении, а из других извлек только то, что представляет интерес для истории раскола. Сочинение Я. издано по рукописи, находящейся в библиотеке черниговской дух. семинарии (№ 141). Рукопись эта написана довольно красивой и тщательной скорописью, с фигурными заглавными буквами и некоторыми рисунками. В рукописи помещена составленная Я. карта "Суземка раскольнического" в Заонежье, с обозначением существовавших в его время раскольнических скитов и земельных участков, весьма полезная для ознакомления с состоянием поморского раскола в половине XVIII ст. Точная копия этой ландкарты приложена к изданию сочинения Я. См. Н. Субботин, "Бывшего беспоповца Григория Яковлева Извещение праведное о расколе беспоповщины" (М., 1888; здесь же и биографические сведения об Я.)

• - ветеринарн. врач, р. 1865...
• - Корнилий - Донской атаман в гг. 1663, 1672, 1674-75; крестный отец Степана Разина и его противник. По происхождению считается Черкасом, Казаком из кавказских выходцев...

  Казачий словарь-справочник

• - священник великоустюжск. собора, сочинитель "Летописца Устюга Великого"...

  Большая биографическая энциклопедия

• - автор кн. "Богатство из мусора" , инж.-технол...

  Большая биографическая энциклопедия

• - известный педагог, р. 5 апр. 1841 в СПб., с англичанина, препод. детей имп. Александра III, † в СПб. 13 д. 1888...

  Большая биографическая энциклопедия

• - педагог, сотр. "Русск. вед."...

  Большая биографическая энциклопедия

• - штаб-лекарь 1823 г. писал 1848 г.Русский биографический словарь в 25-ти т. - Изд. под наблюдением председателя Императорского Русского Исторического Общества А. А. Половцева...

  Большая биографическая энциклопедия

• - д-р мед., р. 15 авг. 1854, поч. лейб-мед., гл. военно-сан....

  Большая биографическая энциклопедия

• - 27 января 1742 г. произведен в архимандр. Антониев Сийский монастырь...

  Большая биографическая энциклопедия

• - геолог, ред. изданий т-ва "Просвещение", р. 15 янв. 1875 в Могилеве, с. театр. антрепренера...

  Большая биографическая энциклопедия

• - парижск. корреспондент "Нов. времени"...

  Большая биографическая энциклопедия

• - генерал от артиллерии, член военного совета...

  Большая биографическая энциклопедия

• - генерал-майор...

  Большая биографическая энциклопедия

• - псевдоним журналиста Исаака Яковлевича Павловского...

  Большая биографическая энциклопедия

• - Род. в г. Харьков в семье служащих. Окончил Харьковский инженерно-строит. институт. Работает инженером в проектных институтах Харькова. Печатается с 1986: журнал "Лит. Армения"...

  Большая биографическая энциклопедия

• - гравер, числился в граверном классе в 1817 году...

  Большая биографическая энциклопедия

"Яковлев, Григорий" в книгах

ЮРИЙ ЯКОВЛЕВ? ЭТО СОЛНЦЕ… Юрий Яковлев